АроматыПоле чудес: 8 ароматов с луговыми травами и цветами

С «Памяти» Gucci, очень тепло принятой парфюмерным сообществом, и пошла мода на скромные полевые растения в духах: было бы преувеличением сказать, что парфюмерный ландшафт тут же превратился в «Лопухи» Поленова, но тектонические плиты задвигались — и ромашки, васильки, расторопша и прочий мелкоцвет наконец потеснили на полках гардению с туберозой. Мало кому из парфюмеров, впрочем, удалось достичь такого же эффекта, который удался автору Mémoire d’une Odeur, — абсолютной тишины и застывшего воздуха над ромашковым полем в зените лета.

В полях и огородах Jo Malone чувствует себя очень уверенно: у марки уже выходила удачная линейка Wild Flowers & Weeds, посвящённая английским дикоросам, а также English Fields — коллекция скромных, но выверенных полевых пейзажей с примулами, люпинами и васильками. Из последней и вырос Poppy & Barley, то есть «Мак и ячмень», самый, возможно, удачный и насыщенный цветом: в природе маки почти не пахнут, но их фантазийную версию авторы раскрасили в оттенки розы, гвоздики и красной смородины. Фоновый гул, ровный и золотистый, как гудение пчёл, создаёт абсолют пшеничных отрубей — душистое вещество, сладко пахнущее мёдом и стогом сена.

Не секрет, что большинство ароматов для российской компании Faberlic делают большие европейские парфюмеры — те же, за которыми числятся многочисленные шедевры парфюмерной ниши и люкса, столь же затейливые, сколь и дорогие. И хотя протащить сложный и необычный ольфакторный профиль в сегмент масс-маркета — в нём и работает Faberlic — сложно и вдобавок потенциально убыточно, иногда подобные «утечки» всё-таки происходят. Хороший пример — Châteaux de la Loire, прохладный, аскетичный и совершенно свободный от желания всем угодить, что удивительно для его ценового сегмента, ирис Пьера Бурдона, автора French Lover и Iris Poudre, Frédéric Malle. Пахнет он дождём, отсыревшей кедровой щепой и цветущим полем — главной приметой долины Луары (после виноградников, само собой), которую ещё зовут «садом Франции» за её буколические виды. Если напрячь воображение, можно поймать в Château ноту луарского сансера — звонкого, свежего и хрустящего белого вина с ароматом крыжовника и минералов.

За грозными построениями фланкеров La Vie Est Belle, успешно оберегающих финансовый успех парфюмерии Lancôme, иногда теряются из виду старые, но очень оригинальные работы бренда. Такие, например, как Poême, плотный, тугой и золотисто-жёлтый, точно деревенское масло — или жаркое марево над летним полем, — аромат 1995 года. В нём, вопреки названию, нет ничего торжественно-возвышенного, поэтического — напротив, эти духи, дурманно пахнущие пыльцой, дикими травами, июльским зноем и пчелиным воском, вызывают ассоциации с самыми натуралистичными романами Эмиля Золя, в которых звучит тема вечного плодородия земли, неистребимости биологической жизни. «Неистребим» и сам аромат: уверенно сидит на коже до первого качественного душа.

Коллекция Volume 3: Death, Decay and Renewal, в составе которой вышел Dad’s Garden, исследовала тему утраты — иллюзий, отношений и близких людей. Тёплый и пряный Dear John был письмом отцу, рано ушедшему из семьи, Death and Decay пах нафталином и лилиями из похоронного бюро, а All Good Things, сладкий и горький одновременно, — тем самым хорошим, которое неизбежно заканчивается. На фоне этих ароматов, явно отмеченных печатью грусти и глубоких переживаний, милый сюжет Dad’s Garden — сад в английской деревне, летняя лаванда, ромашки и ранний луговой мёд — вначале кажется не соответствующим основной теме коллекции. Но почему же тогда его запах, свежий, тёплый и травянистый, немного аптечный, так нежно и при этом болезненно отзывается в сердце? Возможно, потому, что чем-то похожим — пудрой бабушки, ромашковым полем и чаем из сушёных трав — пахло лето, казавшееся бесконечным, но утерянное вместе с детством.

«Скажи рифму на слово „палка“», — велит Незнайке коротышка Цветик, обучающий того искусству поэзии. «Селёдка», — отвечает Незнайка, ведь оба слова «оканчиваются одинаково». Похожее созвучие, пусть и не вполне традиционное, используют парфюмеры Herbae — терпкую томатную ботву они рифмуют не с чёрной смородиной, как это прописано в условном каноне (см. In Love Again, YSL, и La Feuille, Miller Harris), а со спелой, сладчайшей ежевикой и крапивой, имеющей зелёный, едкий и немного перечный запах. Всё вместе это пахнет дальним углом в огороде — спорной территорией на границе человеческого и дикого, где живописно проседает забор и сорные травы нагло лезут на помидоры.

Однажды мы назвали другой аромат Parfum d’Empire, Corsica Furiosa, «самым исступлённым из зелёных ароматов». Прошло несколько лет, и у «Корсики» появился достойный конкурент — новый Mal-Aimé всё той же марки, богатейшая палитра душистых оттенков зелени, не самых популярных у современных парфюмерных художников. В переводе с французского mal-aimé означает «нелюбимый, постылый», что в целом определяет наше отношение к главным героям этих духов — сорнякам: в городах от них нещадно избавляются с помощью газонокосилок, а в парфюмерии — за редким исключением — просто игнорируют. Но здесь они сияют чистыми изумрудами: крапива, чертополох и неожиданно душистый, горьковатый и свежий, немного камфарный девясил в оправе из царственного ириса, которому в этот раз отведена роль второго плана. Попробовать Mal-Aimé cтоит каждому, кто любит бескомпромиссно зелёные духи, но к Corsica Furiosa, аромату и впрямь совершенно яростному, пока не готов.

Ещё одно «шато» в нашей подборке, на этот раз действительно французское — по праву крови: придумала и построила его из душистых кирпичей парфюмер Патрисия де Николаи, племянница Жан-Поля Герлена. У её замка есть реальный прототип — усадьба Шеверни в области Солонь, известная, к счастью, не только своей колоссальной псарней и кошмарным залом трофеев, но и красивыми садами, плавно перетекающими в поля. Где-то на стыке этих двух экосистем — запах первой определяют табак, свежий «бобрик» газона и летнее сено, а во второй цветёт и буйствует сорная трава — возникает уникальный атмосферный фронт, одновременно строгий и практичный, как французский регулярный парк, и загородно-расслабленный, слегка осоловелый. Потомственный аристократ в «веллингтонах» на маленьком тракторе — вот каким представляешь себе Vie de Château.