АроматыОт Вермеера
до Боттичелли: 7 ароматов, посвящённых шедеврам

Текст: Ксения Голованова, автор Telegram-канала Nose Republic 

На языке запахов нередко рассказывают о кино, музыке, живописи, о литературных персонажах и реальных исторических личностях. Парфюмерный критик Ксения Голованова собрала для нас семь ароматов, придуманных по мотивам шедевров живописи, известных и не самых очевидных.

«Весна» Сандро Боттичелли была свадебным подарком Лоренцо Медичи, большого покровителя искусств, троюродному брату Лоренцино. Сюжет соответствует событию: посреди апельсиновой рощи стоит богиня любви и красоты Венера, её окружают другие божества всяких приятных вещей — искусства, весны, изящества и так далее. А Зефира, давшего название аромату, мы видим в правом верхнем углу — он вероломно похищает нагую нимфу Хлориду, пользуясь собственным аэродинамическим преимуществом: Зефир работает богом западного ветра и потому прекрасно летает.

Согласно мифологии, западный ветер — весенний, тёплый, ласкающий и душистый; таким получился и Zephiro — пряная тубероза с интенсивным животным тоном и камфарной зеленью. И вот ещё новости: на миланскую парфюмерную выставку Esxence Onyrico везёт новый аромат Artemitia, посвящённый Артемизии Джентилески — важнейшей итальянской художнице XVII века, авторке самой леденящей «Юдифи, обезглавливающей Олоферна» в истории искусств.

Bella Donna популярного итальянского парфюмера Луки Маффеи вдохновлена одной из самых известных картин да Винчи — «Прекрасной Ферроньерой». Своё прозвище незнакомка на портрете получила благодаря украшению на лбу (такие ленты с розеткой из драгоценных камней называют «фероньерками»). Искусствоведы до сих пор не могут с точностью установить личность модели, хотя и склоняются к Чечилии Галлерани — одной из возлюбленных герцога миланского Лодовико Сфорца, давинчиевской же «Даме с горностаем».

Главную тему Bella Donna — магнолию — тоже легко принять за что-то другое, например за плотный (и плотский) аккорд туберозы и жасмина, по-музейному подсвеченный имбирём и золотыми цитрусами; это красивые белые цветы, звучащие более современно, чем можно ожидать от оммажа шедевру Возрождения. К слову: теперь «Ферроньера» выставляется в филиале Лувра в Абу-Даби, открывшемся несколько месяцев назад.

Клод Моне написал «На берегу Сены» в 1868 году, когда самого понятия «импрессионизм» ещё не существовало — оно появится пять лет спустя вместе со знаменитым пейзажем «Впечатление. Восходящее солнце», программной работой нового художественного течения. Ещё в конце 1860-х Моне и его жена Камилла — женщина на картине — были бедны и безвестны: так, пара даже не смогла заплатить за постоялый двор (его здание отражается в реке), в котором прожила несколько недель.

Но уже в это время Моне был на пороге большого открытия: пленэр, бытовой сюжет, быстрые, как бы изломанные мазки, передающие игру света — все эти приметы импрессионизма есть в «Сене». Та же идея текучести и непостоянства, солнечной ряби на воде лежит — нет, дрожит — в основе Au Bord de L’Eau, посвящённого одноимённой картине: здесь цитрусовый блеск сменяется глубокой травяной тенью фиалки и розмарина.

На официальном сайте Floris их знаменитый ландыш Lily of the Valley — один из лучших в своём жанре — называют посвящением Джону Сингеру Сардженту, точнее его картине «Гвоздика, лилия, лилия, роза». Правда, над ней американский художник работал в 1885–1886 годах, а «Ландыш» англичан вышел четырьмя десятилетиями раньше — что не так уж важно, поскольку эти работы, не встречаясь во времени, совпадают в главном, то есть в эстетике.

Сад, написанный Сарджентом, одет в белое, зелёное и розовое, эти же оттенки основные в палитре Lily of the Valley, собранной из ландышей, роз и травы, а изумрудная тень, подступившая к девочкам на картине, пролегает и в глубине «Ландыша» — лесной фиалкой с гальбанумом.

«Прекрасное чудовище» — это сфинкс с картины Франца фон Штука, видного представителя немецкого модерна: полуженщина-полурысь обнимает когтистыми лапами обнажённого мужчину, готового сгинуть ради единственного поцелуя. В борьбе животного и человеческого, на которой строится драматургия аромата, животное ожидаемо побеждает: мощная анималика (кожа, кастореум, цибетин) играючи сминает в кулаке хрупкий цветок ириса. 

Однажды мы уже писали про Onder de Linde нидерландской инди-марки Baruti — в тексте об ароматах, вдохновлённых детством. С тех пор ничего не изменилось: «Молочница» Вермеера всё так же истекает золотистым светом в амстердамском Рейксмюсеуме, а её парфюмерный аватар по-прежнему прекрасен — липа, сирень и цветочная пыльца, повисшие плотным облаком в весеннем воздухе. В Москве ароматы Baruti пока не продаются, во всяком случае официально — придётся заказывать на сайте марки, зато уже есть в Курске (бутик Perfume Art), в Сочи (Allure), в Пензе («Дом парфюмера») и в Хабаровске (Provence).

Tubéreuse Manifeste — лучшая на сегодня тубероза в карьере парфюмерки Сесиль Зарокян, взрастившей целое море белых цветов с дурманящим запахом — посвящена сюрреализму в живописи. Для этого течения в авангардном искусстве характерны несколько вещей: причудливая логика сна, главенство подсознания над «сознательной» мыслью, богатство форм и их парадоксальные сочетания.

Сюрреализм — явление очень личное, мало какое художественное направление так бесстыдно показывает, что творится в голове у выбравшего его художника, — вот и в Tubéreuse Manifeste мы наблюдаем практически голограмму творческого процесса Зарокян, изрядно уставшей от одних и тех же запросов в духе «сделай мне реалистичную туберозу». В итоге она делает туберозу, которой не существует в природе: прививает к ней перезрелое манго, пускает по прожилкам крепчайший ром и заставляет, как Дали — гранат, рычать мощнейшим тигриным рыком.

Фотографии: Myscent, Make up, ЦУМ, Strawberry, Cosmotheca, Shy Mimosa, Bumparfum