Красота«Меня называли „доска-два-соска“»: Честные рассказы о борьбе
c комплексами

  «Секси, но простая. Прямо как ты», — сказал недавно один видный деятель искусства, тыча мне в лицо экспертным пальцем. Он рассказывал о художнике, видном красавце, который мог бы спать с красавицами под стать ему. А спит почему-то с женой — секси, но простой. Как я. Несколько лет назад я бы после такого расплакалась в туалете. Ведь я всегда была как раз такой — простой, ничего особенного. Увидишь, отвернёшься и тут же забудешь, не отличишь от тысяч похожих. 

«Почему ты такая худая, а лицо такое большое?» — этот вопрос сбивал меня с ног не раз. К пухлым щекам мне достался широкий нос, маленький рот едва ли шире этого носа, глаза с печальными бровками — такого ребёнка назвали бы «маленьким ангелом», но я-то уже не была ребёнком. Меня продолжали сравнивать с девочкой с шоколадки «Алёнка» в четырнадцать, восемнадцать, двадцать. В театре, пока другие играли интриганок-аристократок, мне доставались роли «рохлей с буклями». И я долго пыталась отыскать в своём простецком лице что-нибудь благородное. Когда в школе начали проходить «Героя нашего времени», выписала цитату о Печорине: «Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были чёрные — признак породы в человеке». И страшно радовалась, что мои брови были темнее, чем волосы.

Как бы я ни менялась, какие бы комментарии по поводу моей внешности ни отпускали окружающие, именно собственная банальность оставалась моим главным комплексом. Простота. Мне страшно хотелось хотя бы на пару часов стать по-настоящему красивой женщиной. Узнать, как это — быть красивой. Или что значит расти с осознанием того, что ты такая. Я думала о красоте много, даже слишком. Эти мысли всегда шли фоном.

Потом я от них устала и попыталась во всём разобраться, нарисовав комикс «Как быть некрасивой». Это была история моих отношений с собственной внешностью, но через неё я пыталась передать мысль помасштабнее: что каждая из нас — больше чем просто вариант в противопоставлении «красивая/некрасивая». Что мы — личные местоимения, а не качественные прилагательные. В интернете всё, как всегда, поняли неправильно. На меня полились потоки писем: кто-то говорил, что я тупая, раз считаю себя некрасивой — я же красавица! Кто-то — что я реально уродлива и жить таким людям незачем. Кто-то — что я вылитый Тирион Ланнистер, что бы это ни значило. А вот в сети «ВКонтакте» меня поддержали. И, главное, мне удалось поддержать других: девочки писали благодарности в личку, говорили, что это им помогло по-другому взглянуть на вещи. Помогла эта ситуация и мне тоже. Во-первых, понять, что мои метания и правда не уникальны. Во-вторых, осознать ещё раз, насколько субъективны чужие оценки: путь от юной Анджелины Джоли до Тириона Ланнистера можно пройти всего за день, даже не меняя макияж.

Но окончательно с собой помириться мне помогли автопортреты. Я решила, что моё лицо станет моим холстом. Я стану своей моделью. Потому что никого ближе, всегда доступного и готового мне позировать, в моей жизни не было и не будет. Я начала рисовать себя во всех возможных видах и ракурсах. Красивой и некрасивой, радостной и печальной, живой и мёртвой. И как-то постепенно, рисуя своё лицо раз за разом, поняла, что сочетание этих щёк, этой верхней губы со складкой, этих хмурых глаз с вечными кругами вокруг — совсем не банальное. И не скучное. Оно особенное и мне нравится. Оно — это я. И я неожиданно себе тоже нравлюсь. И только у меня есть власть над собой, своим образом. Ничьи слова изменить его точно не смогут.

  Я жила сначала пухлым ребёнком, потом толстым подростком и вступила в юношеский рассвет с весом в стольничек. Мне казалось, что никакой личной жизни у меня не будет никогда. Это неправда. При желании личная жизнь бывает и побогаче, чем у девушки с конвенциональной внешностью. Просто нужно быть готовым, что парень может удивиться, и даже вслух: «Ну надо же, никогда бы не подумал, что буду встречаться с толстой девушкой, но ты такая классная». Вместо того, чтобы ответить: «Это ты, дружок, какой-то очень не классный, и не пройти бы тебе по известному адресу?» — я нашла стратегию. Она выглядит так: я толстая, но такая классная, что вы забудете, что я толстая. Все действительно забывают. Но я помнила каждую минуту. Например, что надо носить чёрное и то, что будет стройнить, нельзя яркое, не надо привлекать к себе внимание. А ещё начинается дисморфия — это когда ты себе всё время кажешься раза в три больше, чем ты есть на самом деле.

Жить с этим очень сложно. Тем более в моей семье установка «внешность не главное, думать о внешности стыдновато и для дураков, главное — мозги и душа». Это, с одной стороны, поддерживает, а с другой — толкает ещё глубже в пучину рефлексии, потому что думать о своём весе как бы нельзя и недостойно, но ты на самом деле всё время думаешь. В какой-то момент я устала от этого и от чувства вины.

К психотерапевту я пошла по другому поводу и первые два года работы о внешности вообще не говорила. Регулярно обсуждала со специалистом, почему я себя ненавижу, но обходила тему, почему именно. Это же вес, ну как можно ненавидеть себя за вес, это не та причина, должна быть какая-то посерьёзнее. Одновременно с этим я поняла, что леплю образ «как должна быть устроена жизнь женщины моего образа мыслей». Самым важным в психотерапии оказалось понять, что никак не должна. Любое принятие начинается с того, чтобы разрешить себе свободу. Свобода перебивает ненависть к себе, дурацкие стереотипы и многолетнюю привычку к самоограничениям.

И я стала одеваться так, как мне хочется. Земля не рухнула от смены привычного чёрного-узкого на яркое. На меня не стали обращать внимания больше — впрочем, и меньше не стали. Дальше я начала бить татуировки. До этого мне очень хотелось, но была внутренняя установка: «Татуировки надо бить на красивом теле, а на некрасивом — нельзя». Кому нельзя? Почему нельзя? Кто вообще говорил этим голосом в моей голове? Потому что можно в общем-то всё. Стоя в душе и разглядывая татуировку на рёбрах (на рёбрах, скрытых под жирком, да-да), я с удивлением поняла, что я себе нравлюсь. Татуировки примирили меня с телом, и любое соприкосновение с ним взглядом, которое раньше могло испортить настроение на полдня, теперь комфортно.

  В школе я не была той девочкой, о которой говорят «красивая»: рыжие волосы, кривые зубы, потом брекеты, в подростковом возрасте — отсутствие груди и рост сто восемьдесят сантиметров. Одноклассники периодически придумывали в мой адрес издевательские шуточки. Я пропускала их мимо ушей или смеялась вместе с ними. Серьёзного психологического урона мне они не нанесли, наоборот, заставили поверить в собственную уникальность.

Когда мне исполнилось четырнадцать, скауты начали приглашать меня в модельные школы и агентства. Моделинг не был моей мечтой, но ближе к восемнадцати годам предложения поступали со всё большей регулярностью, и я начала работать с главным на тот момент агентством Петербурга. Без особого рвения, но с интересом к новому опыту.

Моя история неприятия себя началась на одном из кастингов. На просмотре арт-директор агентства кинул в мою сторону фразу: «Нужно худеть, чтобы проявились скулы». Я всегда была стройной, даже слегка худой, но по модельным меркам конца 2000-х у меня всё ещё был лишний вес. Эта фраза словно заноза засела в моём сознании, осенью я села на диету ради проявления пресловутых скул. Мой ежедневный рацион состоял из яйца, кусочка шоколадки и небольшой порции овощей — всего пятьсот килокалорий. За съеденное сверх нормы ненавидела себя. Порции становились всё меньше, у меня пропали месячные, я похудела на восемь килограммов, и к весне мой вес остановился на сорока восьми. Родители начали бить тревогу, заподозрили у меня анорексию, но не вели к врачу, а лишь говорили, что я очень худая и «выброси эту дурь из головы». На тот момент общение с модельным агентством я прекратила, сделав выбор в пользу учёбы.

От фанатичного похудения меня спасла учёба за границей. В начале третьего курса я уехала в Америку. Новая обстановка отвлекала мои мысли, да и считать калории в столовой кампуса было сложнее. Я начала потихоньку набирать вес, но всё равно во многом себя ограничивала, корила за съеденное мороженное или молоко, добавленное в кофе. Параллельно я ежедневно ходила в спортзал, чтобы сжигать набранное.

На возвращение к нормальным отношениям с едой и собственным телом мне потребовалось ещё пять лет. Только к двадцати трём годам я перестала стоять у зеркала, разглядывая свою талию в профиль, перестала думать о неположенной еде и без устали заниматься на кардиотренажёрах. Увлечение похудением мне просто надоело: это как делать одно и то же на протяжении нескольких лет — в один момент просто перегораешь. И я это забросила. Закрепить нормальное отношение к своему телу мне помог молодой человек, который как сторонний наблюдатель давал лестную оценку моей фигуре. А ещё я научилась слушать свой организм. Иногда он просит на завтрак только грейпфрут, а иногда — яичницу с гренками и тонной бекона. И то и другое ему очень нравится.

  Всю жизнь я слышала от малознакомых людей, что я красивая. И не верила. Мои близкие, в основном мать, говорили мне прямо противоположное. Из-за этого я долгое время считала, что у меня ужасные волосы, которые невозможно уложить, они тонкие, их мало. Поэтому я носила жуткие короткие стрижки. Однажды я рассказала об этом парикмахеру, и ей удалось доказать мне, что эти проблемы существуют только в моей голове. После этого я кардинально изменила своё отношение к волосам, несколько раз отращивала их и нашла идеальный цвет.

Ещё я считала себя неуклюжей, негибкой и неграциозной. Моя мать занималась бальными танцами и утверждала, что я от рождения деревянная и непригодна к этому, а вот у неё, безусловно, талант. По этой причине мне сложно танцевать, несмотря на то, что я всегда хотела этим заниматься. Только лет в тридцать я выяснила, что гибкость развивается, для танцев достаточно расслабиться и отдаться музыке, а в мире есть люди гораздо менее ловкие, чем я.

И я всегда ненавидела свои ноги: слишком полные бёдра, толстые колени, бледная кожа, много волос. Эти убеждения активно подпитывала мать. Она внушила мне, что у меня не слишком удачная фигура и надо «скрывать недостатки». В зеркале я первым делом смотрела на свои бёдра и попу, постоянно прикрывала эту зону руками, подбирала одежду, которая бы компенсировала разницу между верхом и низом. Во время занятий в тренажёрном зале я смотрела только на ноги, как будто существовала только одна часть моего тела.

В прошлом году я обратилась к психотерапевту. На одном из сеансов я рассказала, что ненавижу свои ноги, а особенно бёдра, поэтому когда муж просит меня надеть что-то, что их подчёркивает, воспринимаю это как нападение. В то же время у меня состоялся разговор с матерью, в котором она похвалила моё новое платье (я выложила фото в фейсбук): мол, отлично скрывает все проблемные места и совсем не видно, что у меня нет груди. А также добавила, что на предыдущем фото я выгляжу «как в презервативе». Когда я перестала плакать, то заблокировала её и больше не обсуждаю с ней вопросы своей внешности. В реальной жизни мы не встречаемся, так как живём в разных городах.

Через несколько сеансов я наконец-то смогла взглянуть на себя иначе. Помню момент, когда рассматривала старые фотографии и поняла, что я очень красива. И бёдра нормальные, и волосы, и платье. Я стала иначе к себе относиться и верить людям, когда они говорят обо мне что-то хорошее.

  Мой комплекс по поводу невысокого роста надуманный, мною же инициированный и никакими внешними факторами не вызванный. Начался он в старших классах школы, когда все внезапно выросли, а я нет: мой рост — сто пятьдесят четыре сантиметра. В университете я ненавидела ежегодные унизительные медосмотры, когда все мои однокурсники знали мой рост, и что ещё хуже — вес, с которым у меня тоже были проблемы. Не было и дня, чтобы я не думала о своём «немодельном» росте. Сейчас я понимаю, что в этом нет ничего страшного, но тогда мне казалось, что абсолютно все неудачи в жизни связаны именно с ним. Соответственно, высокие люди для меня были синонимом успешных людей. При этом за мной всегда ухаживали высокие мужчины, и никто никогда не дискриминировал меня по этому поводу. Хотя часто людям кажется, что назвав меня «Дюймовочкой» или «малышкой», они делают мне комплимент. А я такие «комплименты» ненавижу до сих пор, сразу вспоминаю о своём «недостатке» и начинаю грустить.

  В школьные годы я была самая высокая. К десятому классу выросла до ста восьмидесяти сантиметров, была на полголовы выше одноклассников, как мальчиков, так и девочек. Кто-то даже дразнил «шпалой» и «жирафом». Это меня не обижало, но и любви к своему росту тоже не добавляло: я стала сутулиться, чтобы казаться ниже. Высоких ребят моего возраста было мало, а остальные не хотели встречаться с девочками, которые были выше их. Так мой комплекс усугублялся. В университете стало спокойнее, но я всё так же оставалась самой высокой в группе, девочек моего роста на курсе можно было сосчитать по пальцам одной руки. Обувь на каблуках я не носила и была уверена, что могу встречаться исключительно с молодыми людьми выше меня, хотя мне нравились и те, что ниже. От этого случались лишние любовные страдания. Пока я не встретила мужчину ниже меня на десять сантиметров. Он так любил мой рост и так гордился им, что мой комплекс пропал. Ему нравилось, когда я носила высокие каблуки, с ним я чувствовала себя абсолютно комфортно. Мы не вместе, но теперь для меня нет проблемы быть с тем, кто ниже меня ростом. И обувь на каблуках теперь тоже часто ношу.

  Я всегда был очень худым, весил меньше шестидесяти килограммов — и при росте сто восемьдесят сантиметров это особенно бросалось в глаза. Казалось бы, ничего особенного, но наше общество достаточно консервативно в плане определения мужественности. К тому же спорт меня не интересовал, так что я не обладал ни мощными руками, ни широкой спиной, которые так часто ассоциируются с образом привлекательного мужчины. Не раз я слышал от девушек, что не выгляжу «как мужик». Было особенно обидно, что они отвергают даже не мою личность, а принадлежность к полу. Это так же абсурдно, как заявлять, что девушки с маленькой грудью не похожи на женщин. К тому же их слова падали на подготовленную родителями почву. Когда подростком я ещё покупал одежду вместе с мамой, она не упускала возможности тяжело вздохнуть: «Ох, какой же ты всё-таки худой».

Я стеснялся своего тела. Зимой чувствовал себя комфортнее: когда одежды больше, легче казаться объёмным. Дошло до того, что одним очень жарким летом я носил рубашки с длинным рукавом. Я понял, что надо меняться. Я записался в спортзал, стал регулярно заниматься на тренажёрах. Мои мышцы стали расти, а вместе с ними — моя уверенность в себе. Дело не только в том, что я стал немного более конвенционально красивым. Работая над своей внешностью, я стал лучше её понимать, а вместе с пониманием пришло и принятие. Я перестал стесняться своего тела настолько, что недавно часть отпуска провёл в экопоселении на берегу моря, где находился среди людей абсолютно голым, ни капли не стесняясь своего тела.

  У меня никогда не было серьёзных проблем с самооценкой. И проблем с мужским вниманием нет. Но десять лет я веду войну с собой. Дело в том, что у меня всё не так: пальцы кривые, губы тонкие, колени костлявые. А грудь третьего размера при объёме талии пятьдесят восемь сантиметров добавляет нотку вульгарщины, что бы я ни надела. Это только на фотках красиво, а жить с этим ужасно неудобно. Что бы я ни делала, всё не подходит: брекеты не помогли выровнять зубы, цвет волос вызывал ассоциацию с экскрементами. Я красила волосы, носила тёмные линзы, лишь бы этот голубой цвет меня не раздражал, думала — сейчас вот этот хайлайтер сделает из меня Меган Маркл. Спортзал, безуглеводная диета, солярий, ногти разных размеров и форм.

В какой-то момент я устала. Устала сравнивать, придумывать себе новые идеалы, маскировать, выбирать, какие губы я себе сделаю, ходить с неудобными ногтями, тратить уйму денег на все эти атрибуты красоты. Но главное — устала каждый раз понимать, что и в новом образе я себе не нравлюсь. Сейчас, когда я думаю: «Какая красивая девушка, вот бы и мне быть такой», — вспоминаю, скольких сил стоит гнаться за этим образом, а в итоге понять, что вариантов, кроме как быть собой, у меня нет. Я не думаю, что это любовь к себе, но что-то вроде принятия себя. Каждый раз, когда в душе появляется печаль по поводу того, что я не Ким Кардашьян, я вспоминаю, сколько нытья меня ждёт, сколько денег уйдёт на подстраивание под новый тренд, и думаю: «К чёрту. Устала. Буду собой».

  Я была жутко закомплексованным подростком. Боялась лишний раз открыть рот в присутствии сверстников, только бы на меня не смотрели. На втором курсе я выскочила замуж. Теперь знаю, что это из-за неуверенности в себе: спасибо, что меня такую кривую-косую хоть кто-то «взял». В браке стало чуть полегче, но всё равно до свободы от комплексов мне было как до луны.

А после развода моя самооценка была полностью уничтожена. Ещё четыре года назад я на полном серьёзе считала себя не достойной ничего и никого и страшной, как смертный грех. К сожалению, сама я не смогла додуматься до того, какая я на самом деле крутая. Для этого мне понадобился мужчина, который в меня влюбился. Он так часто говорил, что я самая красивая и сексуальная женщина в мире, что я начала в это верить. Нам пришлось расстаться, но после этого расставания моя самооценка не только не поехала вниз, но и стремительно взлетала. И в какой-то момент я поняла то, что знала всю жизнь, но до конца в это не верила: неважно, как ты выглядишь, сколько у тебя прыщей и «лишних» килограммов, если ты уверенный в себе, добрый и отзывчивый человек. Идеальная фигура не спасёт стерву. Да, я стремлюсь к чистой коже, хорошей фигуре, ухоженным волосам, но сначала я полюбила себя такой, какая я есть, со всеми недостатками. Если ненавидеть себя и пытаться что-то изменить, ничего хорошего не получится.

  С детства меня сопровождал эпитет «крупная», и я до сих пор не могу перестать ассоциировать себя с ним. Если с бабушкой мы встречали её знакомых на улице, она, будто извиняясь, объясняла, что высокая я в родителей. Я долго думала, что они гулливеры. А когда выросла, оказалось, что они оба ростом сто семьдесят сантиметров, как и я.

С весом ещё хуже. Родственники, знакомые, продавец одежды, массажистка и парикмахер охали, сетовали и рекомендовали срочно худеть, будто я в шаге от ожирения. Этого никогда и близко не было, просто в школе какое-то время я была выше и тяжелее некоторых. Потом мы все сравнялись по росту, но я всегда чувствовала себя крупнее. Забавно, что никто из моих комментаторов не был атлетом или адептом здорового образа жизни. Думаю, мне повезло, что их комментарии не довели меня до расстройства пищевого поведения. Хотя на каникулах после первого класса я насмотрелась на то, как моя тётя изгоняет целлюлит народными средствами, и тоже стала замораживать себе бутылку воды, чтобы потом делать ею массаж.

У меня всегда было много друзей, активная общественная жизнь, меня никогда не травили одноклассники. В подростковом возрасте кавалер, с которым мы виделись раза два, сказал, что мне нужно похудеть. Остальной опыт отношений никогда не заставлял меня сомневаться в себе в физическом смысле. Пацаны, спасибо! Недавно я ходила на свидание в бассейн. Чувствую в этом своего рода акционизм: да, у меня большая и не идеальная попа, зато рядом Аполлон.

Моя фигура далека от образов инстаграм-моделей, некоторых её особенностей я смущаюсь, но не могу злиться на своё тело. Оно пропорционально сложено, а все «лишние» килограммы я наела самостоятельно. Когда мой вес становится больше комфортного и меня это беспокоит, то я сокращаю поздний ужин. И больше не обсуждаю эту тему с родственниками. Не скажу, что полностью приняла себя. Это скорее компромисс. Но теперь могу сформулировать, почему меня это не напрягает. Я вижу много девушек с красивыми телами. Зато у меня классное чувство юмора, кокетство двадцать четыре на семь, я адекватна — ну мечта же.

  На протяжении всей жизни меня мучили разные комплексы. Особенно я страдала из-за чрезмерной худобы: сорок три килограмма при росте сто шестьдесят сантиметров. Моим кумиром была Дженнифер Лопес, а мальчики меня называли «доска-два-соска». Меня это жутко угнетало, именно в тот момент я стала сравнивать себя с другими. Это усугублялось тем, что важные для меня мужчины выбирали женщин противоположных моему типажей. Мне казалось, что я не нравлюсь мужчинам, хотя сейчас понимаю, что просто хотела нравиться всем.

К двадцати годам я набрала вес, да так, что пришлось потом худеть. У меня был очень вызывающий имидж, который привлекал мужчин, и меня это радовало. Но потом неожиданно появились проблемы с кожей, и как следствие — постакне. Это убило мою самооценку и повлияло на многие сферы, включая личную жизнь.

Но однажды я поняла, что живу в аду, и загнала туда себя сама. Я очень устала от этого состояния, а потом поняла, что дело не во внешности, а в голове. С помощью психолога за последние полгода я пересмотрела своё отношение с себе. Я предъявляла к себе массу претензий, не понимая, что я обычный человек с набором физических характеристик. Важно работать с тем, что у тебя есть, а не лепить из себя то, чем не являешься. На носу возрастные изменения, я стараюсь их принять. Я могу хорошо выглядеть в своём возрасте, а не изображать из себя юную прелестницу. И это здорово.

ФОТОГРАФИИ:  Urbanoutfitters (1, 2, 3)