Личный опыт«Я думала, что сама виновата»: Меня изнасиловал учитель
Ученица старших классов Лиза — о том, что ей пришлось пережить прошлой зимой
За прошедшие несколько лет в России стали известны несколько случаев насилия преподавателей над школьницами и студентками. Год назад появилось расследование домогательств игрока «Что? Где? Когда?» Михаила Скипского, а за полгода до него — жуткая история из Санкт-Петербурга, где историк и академик Олег Соколов убил и расчленил аспирантку Анастасию Ещенко.
В редакцию Wonderzine обратилась ученица старших классов одной из престижных московских школ Лиза Р., пострадавшая от изнасилования своим классным руководителем. Все имена и незначительные детали в этом тексте изменены по просьбе героини: она опасается за свою безопасность.
Антон Данилов
Я была уверена, что мне повезло с классом: почти все одноклассники и одноклассницы адекватные, а учитель математики и классный руководитель Егор Валерьевич хорошо к нам относился, всегда пытался найти с нами общий язык. Все его очень любили, потому что он помогал нам в общении с другими учителями, организовывал нам поездки, праздники. Мне и всем вокруг казалось, что он был хорошим классным руководителем.
Ещё он всегда был очень тактильным, всё время всех обнимал. И он постоянно писал мне после уроков. Мы переписывались в сети «ВКонтакте», потому что там общаться было удобнее всего. Это нормальная практика в нашей школе: чтобы поддерживать контакт с учителями, проще всего использовать соцсети. У него в друзьях был весь класс. Я привыкла к тому, что, если писала ему о какой-то своей проблеме, он отвечал: «Пойдём завтра погуляем». Так было не только со мной, но и с другими девочками.
В седьмом классе, когда мы ездили в какую-то поездку, он отнял телефоны у некоторых из нас и сказал: «Если вы продержитесь без них несколько дней, то я всем куплю по шоколадке». После этого он принёс всем обычные плитки шоколада Milka, а мне — огромную, почти в три раза больше, и колу. В другой поездке он просто так подарил мне плюшевого медведя — никто не понял, что произошло, зачем он это сделал. Летом между седьмым и восьмым классом он в открытую говорил мне, что я особенная.
Я обсуждала это с одноклассницами, и нам уже тогда его поведение казалось странным. Например, в седьмом классе он флиртовал со мной. Мог написать, что хочет «шлёпнуть меня по попе». Ещё он спрашивал, хочу ли я проводить с ним больше времени. «Я не знаю, я не задумывалась об этом», — отвечала я. «А я знаю, но расскажу тебе попозже», — говорил он. При этом я знала, что он переписывается и с другой девочкой. В какой-то момент я решила поговорить с ней об этом, а потом как бы невзначай спросила: «А тебе он тоже присылает сердечки?» Она не поверила мне и попросила показать его сообщения, потому что ей ничего подобного он не присылал.
Впервые мы гуляли с ним в конце шестого класса, но тогда, как мне казалось, для этого были причины. В меня влюбился одиннадцатиклассник, и Егору Валерьевичу это не понравилось. Он решил провести со мной «воспитательную прогулку» и поговорить о том, что мой поклонник козёл, что так нельзя, что такие думают только одним местом и это ужасно. Я до сих пор не знаю, как он вообще узнал об этом поклоннике.
Летом между седьмым и восьмым классом мы гуляли раза три. Каждый раз именно он назначал встречу. Я не пыталась отказаться от этих прогулок, потому что каждый раз он говорил, что мы «просто друзья». Когда я пыталась отнекиваться, он в открытую давил: «Ну я же обижусь, я так хочу тебя увидеть». Однажды во время прогулки он шлёпнул меня по попе. Я офигела, потому что не знала, как реагировать. Я была маленьким ребёнком. У меня было идеализированное представление о нём, он говорил, что никогда не сделает мне плохо, что он мой друг. Всё это не давало мне перестать с ним общаться.
Однажды во время прогулки он шлёпнул меня по попе. Я офигела, потому что не знала, как реагировать.
Я была маленьким ребёнком
Не было конкретного момента, в который я поняла, что происходит: у меня было нарастающее ощущение чего-то неправильного. Оно складывалось из разного: сердечки, его сообщения. После его шлепка я уже довольно чётко осознавала, что что-то идёт не так. Угрозу я начала чувствовать, когда мы гуляли между восьмым и девятым классом. Это была наша единственная прогулка тем летом, потому что я не хотела и не могла чаще. Мы сидели на скамейке, он придвинулся ко мне и залез рукой под штаны. Я отодвинулась и почувствовала, что что-то не то, хотя всё время он говорил мне, что между нами только дружба и ничего больше.
Однажды у нас случился небольшой скандал. Когда он начал «проявлять чувства», я рассказывала об этом подругам. Однажды, когда я стояла в кругу своих подруг, к нам подошла другая девочка и рассказала, что он приставал к её подругам из других классов. Так вышло, что все эти «слухи» дошли до него. Он разозлился, потому что подумал, что я пытаюсь его «оклеветать». Он наорал на меня, сказал, что не будет со мной общаться, что у меня есть полгода, чтобы исправиться. Про эту ссору узнала моя мама. Я показала ей нашу переписку — в том числе и сообщения о том, что хочет меня «шлёпнуть». Она сказала: «Ну, он так дружит. А ты себе придумала». Я решила, что и правда что-то придумала, сама виновата.
Где-то через четыре месяца мы снова начали общаться. Когда мы помирились, я первым делом сказала, что то, что он делает, выглядит не очень правильным. Он начал извиняться и слёзно молил простить его, обещал, что больше никогда так не сделает. Я поверила, при этом он постоянно напоминал мне, что я его «предала». «Никогда больше так не делай», — говорил он.
Потом у нас началось дистанционное обучение. Егора Валерьевича опять понесло. Например, он присылал мне фотографии полуголых или мастурбирующих женщин и говорил, как это красиво. Однажды писал, что хочет увидеть меня в наручниках. Ещё он объяснял мне, что я могу начать нравиться мальчикам, а однажды написал: «Ты же понимаешь, что лишиться девственности лучше с человеком, который старше и опытнее тебя, чем с любимым». Эта тема появилась буквально на ровном месте, я никогда не обсуждала с ним ничего подобного. Я ответила: «Давайте вы не будете так делать, меня это смущает». «Да, извини, пожалуйста», — ответил он, но потом этот разговор повторялся ещё не раз. Его спокойствия хватало на пару месяцев, после чего он опять поднимал эту тему, а я его тормозила.
В декабре прошлого года он предложил приехать к нему в гости. Примерно в это время у него день рождения, так что он позвал меня отметить праздник и заодно наступающий Новый год. «Ты ко мне приедешь, мы отпразднуем, поиграем в настолки, я тебя накормлю», — написал он тогда. Сначала я отказывалась: мне показалось это странным. Я говорила, что не хочу, что я занята. Но он представлял себе моё расписание, так что в какой-то день у меня уже не было объективной причины отказаться. Я думала тогда, что он не сделает ничего плохого, у него как раз был спокойный период. Ну и вообще, он же называл себя моим другом! И я поехала, надеясь, что ничего страшного не произойдёт.
Когда он завёл меня домой, я сразу попала к нему в комнату. В квартире пахло едой, так что я решила, что приехала на ужин! Он включил музыку, выключил свет, закрыл дверь и начал меня трогать. Первые несколько минут я не понимала, что происходит. Как это возможно? Ведь он же мой хороший друг. Это же человек, которому я доверяла. Он держал меня за шею одной рукой, а другой полез в трусы — я начала думать, как бы мне вырваться. Я попросила его остановиться, но всё продолжилось, во второй раз он ещё сильнее сдавил мою шею рукой. Он трогал меня в разных местах, залез ко мне в трусы, потом проник пальцами дальше. Я испугалась и минут двадцать просто лежала, смотрела в угол и повторяла в голове одну и ту же мысль: «Сейчас всё закончится». Я ждала, когда мне кто-нибудь позвонит и я смогу выбежать из квартиры.
Мне повезло: у меня действительно зазвонил телефон. Было уже поздно, так что я вскочила и сказала, что мне пора. Он предложил вызвать такси, а потом, когда провожал, сказал, что хотел мне показать, как это бывает приятно. «Так что не стоит никому об этом рассказывать», — попросил он. Тогда же я уехала.
Первые часы дома я вообще не понимала, что происходит, и всё делала на автомате. Внешне казалось, что я в порядке, но ближе к ночи поняла, что произошло что-то не то, и начала плакать. В этот момент он написал мне. Описывал, как ему всё понравилось, что бы ещё он хотел сделать. Он не останавливался, и тогда у меня началась истерика. Он писал мне во всех соцсетях и требовал, чтобы я сразу же отвечала. В тот момент я чувствовала себя виноватой. Почему я не ушла? Получается, что я его обманула, а теперь надо что-то отвечать?
Два месяца я молчала и никому не рассказывала о произошедшем, даже лучшим подругам. Потом я поняла, что мне очень плохо: мысли о произошедшем преследовали меня, я не могла от них убежать. Если раньше я могла зарыться в учёбу или отношения, то теперь я просто осталась наедине с этой проблемой. Я поняла, что, наверное, мне нужна какая-то помощь. Я рассказала двум лучшим подругам. Они сначала пришли в шоковое состояние, но потом начали успокаивать и объяснять, что я ни в чём не виновата. После этого я сделала скриншоты нашей переписки. Это было очень вовремя, потому что через пару дней он потребовал удалить её.
Мы начали думать, что можно сделать с этим. Сначала хотели действовать через брата одной из подруг: он уже окончил нашу школу, знал всех учителей и был с ними в хороших отношениях. Мы думали, что ему они поверят. Но в итоге отказались от этой мысли и решили действовать мягче. Сначала я не хотела выносить эту историю наружу, мне было стрёмно. Когда я поговорила с мамой, то получила от неё не самый лучший фидбэк. «Ну а чего ты плачешь? — спросила она. — Ты же сама поехала. Если ты едешь домой к мужчине, то ты должна понимать, что соглашаешься на всё». Я сказала, что хочу пойти к психологу, но родители ответили, что у меня нет на это времени, я должна учиться.
После этого в конце февраля обо всех приставаниях учителя узнала учительница Светлана Петровна. «Если захочешь, то можешь прийти и поговорить с ней», — сказал мне друг, который рассказал ей об этом. Я пришла к ней только в середине марта, когда поняла, что родители не собираются мне помогать. Сама я тоже не вывозила, мне снились кошмары, ко мне вернулся селфхарм. Я чувствовала себя очень плохо, мне нужна была любая помощь. Я рассказала ей обо всём, и в тот же вечер Светлана Петровна начала обзванивать выпускников прошлого класса Егора Валерьевича. Тогда мы узнали, что я не единственная пострадавшая, что признаки домогательств и харассмента уже были.
На следующее утро Светлана Петровна пришла к завучу со всеми скриншотами, но та уже была в курсе: ей рассказали те самые выпускники. Завуч, насколько я знаю, плакала, потому что впервые столкнулась с таким. Она была с ним в хороших отношениях и не ожидала ничего подобного. В тот же день ситуация дошла до директора, и завуч поставила ему ультиматум: либо увольняют его, либо увольняется она сама. Директор офигел и вызвал Егора Валерьевича. Когда тот приехал, у него начали спрашивать, ничего ли его не смущает в отношениях с ученицами. Он начал перечислять имена каких-то девочек, с которыми он общался, но моё не назвал — как будто мы не гуляли, не переписывались и вообще никак не взаимодействовали. Когда ему напрямую рассказали о произошедшем у него дома, он начал отнекиваться и обвинять меня во лжи. Тогда директор показал ему скриншоты и предложил выбор: либо увольнение по собственному желанию, либо заявление в полицию. Только после этого он уволился.
Увольняясь, он плакал. Егор Валерьевич — выпускник нашей школы. Когда он писал заявление, разговаривал со своим бывшим классным руководителем. «Ну вы же знаете, какое у меня тяжёлое детство, какие у меня проблемы с женщинами. Вы должны меня понять», — сказал он. Мне же он рассказывал, какой он альфа-самец. В итоге нам назначили нового классного руководителя — тоже учителя алгебры. Я сама потом рассказала ему о произошедшем, чтобы новый классный руководитель знал об этой ситуации от меня. У него был ступор, а потом я впервые услышала, как он матерится. В итоге он сказал, что очень сочувствует мне и что поговорит с ним.
Директор показал ему скриншоты и предложил выбор: либо увольнение по собственному желанию, либо заявление в полицию
Сейчас о произошедшем в классе знают не все. Я сталкивалась с негативной реакцией — это были девочки. Вообще это странно, потому что я ожидала негатива именно от мальчиков: им это не так близко. Но одна девочка однажды увела меня в туалет и начала там орать на меня: «Ты что, не понимаешь, что ты делаешь? Ты сама туда поехала! Как мы теперь без него будем? Ты дура, тебе самой будет плохо!»
После его увольнения нашему директору позвонил директор другой, ещё одной престижной математической школы. Он спросил, почему учителя уволили посреди года, — и ему обо всём рассказали. У меня тоже была мысль сменить школу, но потом я от неё отказалась. Сейчас меня активно поддерживают, и понятно, что такого не будет в другом классе. В школе я чувствую себя комфортно, а переход в другую был бы гораздо большим стрессом.
Через месяц после увольнения учителя я решила, что всё-таки хочу поговорить с родителями и изменить их мнение. Я считала, что если я скажу маме, что мне неприятна её реакция, то она поймёт, что не права. Моей маме тяжело было принять, что она что-то делает не так: сначала она кричала на меня, хватала за руки и говорила, что я неблагодарная. Но, видимо, в какой-то момент, когда я пыталась докричаться и всё-таки объяснить, что произошло что-то ужасное, она попробовала меня выслушать. Когда я всё ей рассказала, то она поняла, что обесценила проблему, что на самом деле всё серьёзно. На следующее утро я поняла, что папа тоже знает о произошедшем. Родители извинились и стали думать, что можно исправить. Они нашли психолога и сейчас активно меня поддерживают.
Сейчас у меня несколько проблем: например, я постоянно проверяю, закрыта ли дверь, не выхожу за пределы квартиры одна. Ещё у меня появились жуткие триггеры на что угодно. Например, я могу увидеть в магазине молочный коктейль, который он мне когда-то покупал, а потом запаниковать и заплакать. Один раз случился триггер на запах макарон по-флотски: ими пахло у него в квартире в тот день. Тогда я полчаса была в школьном туалете, потому что не могла успокоиться.
Мне страшно, потому что я не знаю, что придёт ему в голову. Я не знаю, в каком он состоянии. Я чувствую, что сломала ему жизнь, но это не моя вина. Сначала я думала, что он раскаивается. А потом я узнала, что это не так, раз он идёт работать в другие школы. Он не чувствует, что виноват, не чувствует проблемы, и это только добавляет мне страха. Я заблокировала его «ВКонтакте», но не заблокировала в вотсаппе: он не писал мне там. Думаю, что он понимал, что я это тоже покажу и ему будет ещё хуже.
Я думала о том, что можно было бы сделать на официальном уровне. От преследования его по закону меня останавливают несколько аспектов. Сейчас в школе боятся, что упадёт её авторитет, а у учителей будут проблемы. Я понимаю это и не хочу портить им жизнь. Вторая причина — это семья: моя мама — публичный человек, она не хочет шумихи. Ей кажется, что это испортит мне репутацию. «Никого не будет волновать, виновата ли ты — ты просто будешь всегда ассоциироваться с этой историей», — говорила она.
С психологом я занимаюсь уже месяц и чувствую улучшения: например, я могу переживать без селфхарма да и в целом чувствую себя спокойнее. Плюс меня активно поддерживает Светлана Петровна. Я поняла, что не виновата в этой ситуации. Поняла, почему поехала — потому что не было варианта не поехать. Это очень важная мысль, которую мне помогли осознать.
Куда обратиться, если вы столкнулись с насилием:
Всероссийский бесплатный телефон доверия для подростков: 8 800 2000 122
Центр «Насилию.нет» (Москва).
Телефон: +7 (495) 916 30 00. Также вы можете написать представительницам центра в социальных сетях: Facebook, «ВКонтакте», «Одноклассники», Instagram. Ещё вы можете скачать приложение центра: Android, iOS.
Экстренный вызов: 112
ФОТОГРАФИИ: dule964 — stock.adobe.com (1, 2, 3, 4, 5)