Личный опыт«Если я не хочу фитнес — это моё дело»: Я написала книгу о еде, сексе и теле

Моя первая профессия, как это ни странно, инженер-экономист. Собственная терапия и то, что я в её процессе узнала о себе и людях, подвигли меня получить второе образование — с клиническим уклоном. Вообще мне кажется, что для практической психологии важен жизненный опыт. Поскольку я проходила психотерапию в Швейцарии, там я и продолжила учиться — российский диплом сделала уже потом. Я видела, как относятся к людям и их особенностям за рубежом, и это дало мне возможность работать с людьми в России на ином уровне.

Многие вещи, которые у нас сейчас происходят, Европа давно пережила. Если говорить о расстройствах пищевого поведения, о насилии в семьях, травматическом детском опыте — там общество уже другое; такое встречается, но рассматривается как исключение из правил. Поэтому методы, которыми пользуются в этих странах, не всегда срабатывают на наших людях, они разработаны под людей с другим бэкграундом.

Одну из своих задач я видела в том, чтобы адаптировать работающие методы к людям, которые, например, в первый раз столкнулись с психологией и психотерапией. За рубежом это привычная сфера. У нас даже в крупных городах это всё ещё исключение, и первые шаги должны быть связаны с психообразованием.

О работе над книгой

Книга родилась из блога на фейсбуке — его я начала вести случайно. Когда я работала в «Intueat», мы выбирали площадку для общения с коллегами. Я завела аккаунт на фейсбуке, стала делиться мыслями, увидела, что есть отклик. Когда мне в сто двадцать пятый раз сказали, что мне нужно написать книгу, я подумала, что никогда этого не сделаю. Но затем познакомилась с Надеждой Казаковой и поняла, что мне просто нужен менеджер, дедлайн и подписанный договор. Формально работа заняла где-то год. Мы договорились, что книга будет пересекаться с блогом, но не будет сборником статей. Она состоит из трёх частей — про тело, еду и секс.

Практические истории упомянуты в книге очень вскользь, цитатами с анонимных форумов. Инсайты, которые у меня возникали во время сессий, вещи, которыми делились люди, превратились в идеи книги. Но прямые цитаты и записи сессий — это очень сложно этически и юридически. Я знаю, что некоторые так делают, берут письменное согласие клиентов — потом случается, что, увидев это в тексте, особенно с комментарием, клиенты бывают недовольны, и это мешает терапевтическому процессу. Мы решили сразу от этой идеи отойти. Это скорее научный обзор — со ссылками, примерами и цитатами, взятыми из анонимных источников.

Конечно, во многом книга основывается на зарубежном материале и зарубежной статистике, потому что с российской аналитикой всё сложно. У нас нет государственных программ помощи пациентам с расстройствами пищевого поведения. Есть учебник психиатрии Жарикова — официальный учебник для медицинских вузов, — и об анорексии там всего полторы страницы. Некоторые наши психиатры говорят, что анорексии вообще не существует и на самом деле это шизофрения. Статистики, по сути, не ведётся — иногда пациентам ставят другие диагнозы.

В книге нет практических советов. Делать её практической — значит очень нагружать, к тому же всё очень индивидуально. Иногда расстройство пищевого поведения возникает само по себе, иногда оно симптом более сложного расстройства. Но какой бы ни была ситуация человека, осознание и понимание контекста — это важный первый шаг.

Об отношении к телу в России

Когда мы говорим о ситуации в других странах, здесь сложно обобщать. Помимо того, что есть огромная разница между Америкой и Европой, внутри Европы есть Италия с культом еды, есть северные страны, где тоже считается, что еды должно быть много и она должна быть сытной, а есть Англия, которая помешана на фитнесе и здоровом образе жизни.

В России тоже не всё однородно. Посмею сказать, что той турбулентности, которая происходила с Россией, не было ни в одной стране мира. За короткий срок кардинально изменилась идеология, всего лишь за столетие страну тряхнуло: сначала падение императорской России, потом первые строители коммунизма, закручивание гаек, война, голод, репрессии, затем внезапное падение и крах. И все поколения, видевшие это, ещё живы. Естественно, это не может не сказываться на отношении к телу и представлениях о еде внутри семьи.

Если говорить в общем, первое отличие России от других стран — это огромная разница между поколениями. Люди, которые родились десять, двадцать, тридцать лет назад, очень сильно отличаются. Поиск чего-то устойчивого, поиск контроля гораздо актуальнее у нас именно за счёт того, что наш опыт уверяет: нам есть чего бояться, всё зыбко и переменчиво. Идея контроля над едой, правильного питания, того, как мы выглядим, укрепляется там, где особенно много тревоги — в том числе спровоцированной средой.

С одной стороны, наши дедушки и бабушки пережили голодные годы и много кормят своих внуков, а с другой — они уже достаточно заражены новыми страхами: вдруг моя дочь или внучка будет толстой, то есть социально неприемлемой? Очень часто встречаются двойные послания. Когда бабушка встречает внучку и говорит: «Ой, как ты располнела», — а через пять минут добавляет: «Садись, поешь пирожков».

Ты надеешься, что, вложив в это деньги, силы и время, ты получишь дивиденды в виде любви, уважения и принятия, или деньги, потому что это поможет карьерному росту

Первый шаг в работе — это осознание. Даже просто обдумать: кто я, какие пищевые правила в моей семье, что мне запрещали, что разрешали. Например, конфеты для ребёнка были табу, родители очень боялись, что он будет есть сладкое. При этом когда в детском саду или школе отмечали день рождения, он съедал всё сладкое, какое только мог. Запрет рождает желание. Правила, по которым действует человек, могут быть очень разными, но страх и желание контролировать хоть что-то действительно возникают, когда вокруг много хаоса — на уровне страны, семьи, отношений, внутреннем уровне. Голод и контроль над едой успокаивают этот хаос.

Женщины чаще сталкиваются с болезненным отношением к телу, так как слишком долго тело для женщины было способом существовать в этом мире. Она длительное время была лишена прав, и это был её единственный товар, на который она может что-то обменять. Причём я бы рассматривала это гораздо шире, чем сексуальный контекст — начиная с того, что милая, симпатичная девочка может «предложить» родителям. Есть безусловная родительская любовь (и это достаточно редкое явление), а есть то, как родители смотрят на ребёнка. Как хвалят мальчиков? «Как классно у тебя получилось!» Как хвалят девочек? «Какая ты миленькая!» Лишённая похвалы, она понимает, что с ней что-то не так. Более того, на внешность женщины обращает внимание и работодатель. Поэтому, по сути, многие вложения женщин в свою внешность — это в каком-то смысле бизнес. Ты надеешься, что, вложив в это деньги, силы и время, ты получишь дивиденды в виде любви, уважения и принятия, или деньги, потому что это поможет карьерному росту.

Навскидку у 90 % женщин, приходящих к терапевту, есть сложности с восприятием собственного тела и себя. В английском есть eating disorder и disordered eating — расстройства пищевого поведения и нарушенные отношения с едой, не дотягивающие до клинически значимой картины. Disordered eating достаточно распространено — хотя бы, например, когда человек пытается сделать пару разгрузочных дней на кефире, а потом переедает сладкого. Даже если вы выбрали клиента и он пришёл к вам, например, со сложной ситуацией в семье, вы вдруг можете увидеть, что у него как контроль над этим хаосом возникает контроль над едой, то самое disordered eating. Как минимум поверхностное знание о расстройствах пищевого поведения должно быть у любого терапевта.

Публикация от Wonderzine (@wonderzineteam) 16 Мар 2018 в 8:49 PDT

О блогах и «традиционных» медиа 

Фейсбук я завела, чтобы просто делиться мыслями. После того как я вела группы в «Интуите», хотелось продолжать поддерживать людей информацией. В токсичной среде, когда кругом сыпется критика, бесконечные «подготовь тело к лету», хотелось организовать пространство, которое бы поддерживало выпускников группы.

С телеграм-каналом получилось интересно. Во-первых, какие-то вещи там проще объяснять, особенно если ты постишь фотографии, которые фейсбук сочтёт слишком «откровенными». Во-вторых, это очень интересно с терапевтической точки зрения. Дело в том, что фейсбук славится комментариями. Я баню только явных троллей, рекламу или хамство с переходом на личности. Почти не удаляю высказывания, даже если они очень резкие — это реальный мир. Деликатно общаться с этими комментаторами тоже важно, чтобы показать им возможности конструктивного диалога. Кроме того, отвечая на их выпады, ты помогаешь человеку искать аргументы в споре с внутренним голосом. Но иногда читатели устают — и телеграм прекрасен тем, что там можно постить без комментариев. Канал в первую очередь пространство для людей, которые либо проходят терапию, либо закончили её проходить, но нуждаются в поддержке, а также площадка для информационной поддержки книги.

Я думаю, что победа в борьбе «традиционных» медиа и блогов будет в разнообразии. Вопрос про медиа и сознание сложный. Курица и яйцо — что первично? Это медиа формируют сознание или люди созревают до определённых процессов, и медиа их предвосхищают и отражают? Где эта грань: вам навязали то, что вам нравится, или вы были подсознательно готовы к тому, что вам это понравится?

Раньше, когда не было интернета, в киосках были глянцевые журналы: как отфотошопят моделей в них — таким ты и будешь видеть женское тело. И сегодня, и завтра обязательно будут существовать глянцевые блоги, глянцевые модели, фитнес-блоги, фитнес-модели, люди, помешанные на своём теле. Разница в том, что они будут одними из многих. Каждый, обладая определённой идеей, силой, временем и талантом, может вести свой журнал. В том же телеграме есть блоги на самый разный вкус — не только о бодипозитиве, но и о сексуальной ориентации, кулинарии, дурацком юморе или с серьёзными аналитическими статьями. Среди них будут и антибодипозитивные, но есть множество альтернатив. Я вижу это как победу возможностей.

О бодипозитиве и фэтшейминге 

Мне кажется, что до 90 % критиков бодипозитива плохо донесли идею, — в итоге они что-то недопоняли или остановились на стереотипных представлениях. История про «пропаганду нездорового образа жизни» — это стереотип мышления прошлого, о том, что пропагандировать легко. Якобы ты скажешь: «Можно есть двести булок», — и всё. Ты не съешь их, потому что на самом деле не хочешь. Это как пропагандировать пить молоко: если вы не любите его, это невозможно. В идее пропаганды есть представление о людях как о несмышлёных существах, которые как только что-то услышали, тут же побежали делать. Отношения с телом гораздо сложнее.

Плюс идеи бодипозитива в том, что мы контролируем тело гораздо меньше, чем кажется фитнес-блогерам. Каждый человек может оказаться в разных моментах жизни с очень разным телом: постаревшим, располневшим, похудевшим. Что он будет с этим делать — ждать, пока придёт светлое будущее? А если оно никогда не придёт? Жизнь происходит сейчас, а завтрашнего дня может и не быть. И если все ваши силы, время, деньги уходят на то, чтобы избавиться от складки или целлюлита, то бодипозитив ставит вопрос: такая ли это хорошая инвестиция?

Что делать, если у тебя уже никогда не будет такого тела, какое было в шестнадцать лет? Это очень грустная для некоторых правда, но с её принятием может начаться совсем другая жизнь. Идея, что мы полностью контролируем своё тело, просто плохо стараемся, — это и есть пропаганда диетической индустрии. На это можно привести примеры многих женщин с расстройствами пищевого поведения, питающихся на 1200 калорий в день и всё равно жутко недовольных своим телом. Основной посыл бодипозитива «Моё тело — моё дело». Если я хочу худеть — это моё дело и моя ответственность. И точно так же если я говорю, что у меня сейчас другие приоритеты, чем фитнес и брокколи на пару, то это опять же моё дело, моя ответственность, и другие люди не имеют права говорить мне, как должно быть.

В этом и есть ловушка фэтфобии: вопрос не о здоровье и не о норме, а об установке «Ты сам виноват». Вместо помощи и сочувствия от человека отодвигаются

Часто говорят: «Нормально быть полным, если это не ожирение». Окей, а если это ожирение, то что? Во-первых, с диагнозом «ожирение» не всё так просто. Он был принят относительно недавно, и в американской медицинской ассоциации был большой спор. Ожирение больше подходит под симптом, чем под диагноз. Как головная боль, за которой может скрываться рак мозга, мигрень, повышенное артериальное давление и головная боль во время месячных. Даже закрывая глаза на то, что критерий ИМТ — это условность, остаются вопросы, что скрывается за симптомом ожирения. От расстройства пищевого поведения до эндокринных нарушений.

Сама идея сводить ожирение к диагнозу, который объясняется только тем, что ты много ешь, — большая проблема. Во-первых, потому что это неправда. А во-вторых, потому что надо смотреть, что происходит с аппетитом человека. Что заставляет его есть больше, чем его энергетические нужды?  

С любой другой хронической болезнью, например рассеянным склерозом, мы тоже говорим, что это не вписывается в рамки нормы, мы понимаем, что это произошло с человеком. Что касается ожирения, здесь очень сильна точка зрения, что это не произошло с человеком, а это его вина. Хотя при этом у нас нет вопросов к человеку, который с утра до вечера на дискотеке, употребляет наркотики и алкоголь, но при этом нормально выглядит. Мы не беспокоимся о его здоровье. В этом и есть ловушка фэтфобии: вопрос не о здоровье и не о норме, а об установке «Ты сам виноват». Вместо помощи и сочувствия от человека отодвигаются. Окей, мы называем это болезнью — но мы отталкиваем человека или ищем её причины? Мы считаем это болезнью, но мы не относимся к нему как к болезни. Мы сочувствуем человеку с раком, рассеянным склерозом, диабетом — но не проявляем агрессию, как к людям, которым мы говорим, что у них ожирение. Откуда агрессия, а не сочувствие?