Пора отменитьПочему понятие «роковой женщины» устарело

Выражение femme fatale, которым принято обозначать ту самую роковую женщину, появилось примерно во второй половине девятнадцатого века. Словарь Merriam-Webster, например, приводит 1879 год, когда выражение впервые использовали в значении «притягательная женщина, которая завлекает мужчин в опасные или компрометирующие ситуации». Другие источники приводят 1895 год в качестве даты, когда словосочетание впервые было упомянуто в литературе.

«Образ соблазнительницы такой же древний, как Ева, — считает профессор Кэтрин О’Рауэ из Бристольского университета, занимающаяся исследованиями феномена роковой женщины. — Но та роковая женщина, как мы понимаем её сегодня, возникла в конце девятнадцатого века, когда это выражение применяли к героиням fin-de-siècle, среди которых Саломея, „Она“ Райдера Хаггарда и вампирши Брэма Стокера. Но что кажется мне по-настоящему интересным — то, что эти героини появились примерно тогда же, когда и беспокойство по поводу эмансипированных женщин, завоёвывающих общественные пространства».

Многие героини, которых принято считать роковыми, появились задолго до девятнадцатого века. Один из самых ярких примеров — Клеопатра, за которой в массовой культуре закрепился образ соблазнительницы, которой удалось привлечь и Цезаря, и Марка Антония. Хотя в реальности роль Клеопатры, конечно, сложнее, чем любовница влиятельных мужчин — не в последнюю очередь благодаря её собственным политическим талантам и амбициям.

Клеопатра далеко не единственный исторический пример — роковые женщины прошлого находятся и среди исторических фигур, и в мифологии. Вспомните, например, древнегреческих сирен, коварно заманивающих мореплавателей к погибели. Среди библейских героинь это, например, Саломея и Юдифь. Первая известна тем, что после танца, получив возможность попросить о любом желании, потребовала казнить Иоанна Крестителя и получила его голову на блюде. Вторая спасла родной город, ночью отрубив голову ассирийскому полководцу Олоферну. В отличие от Саломеи, её воспринимают как героический, но тем не менее сложный образ. Среди других роковых героинь, например, Моргана, героиня легенд о короле Артуре, и Нана, героиня одноимённого романа Эмиля Золя — и это, конечно, далеко не исчерпывающий список. В российских реалиях к роковым героиням относят, например, Лилю Брик — из-за сложных отношений с мужем Иосифом Бриком и Владимиром Маяковским.

Концепция femme fatale в привычном и «традиционном» для нас понимании развилась уже в двадцатом веке, с расцветом фильмов нуар сороковых-пятидесятых годов. Именно там часто встречается образ вероломной героини, которая привлекает внимание героя, пользуясь своей внешностью и искусством обольщения, чтобы затем заставить его совершить недопустимый поступок. Как, например, в фильме «Почтальон всегда звонит дважды», где героиня Ланы Тёрнер убеждает любовника убить её мужа.

Сегодня становление коварной и соблазнительной героини связывают с историческим контекстом и условиями, в которых возник жанр нуара. Доктор Эллен Райт, специалистка по нуару Университета Восточной Англии, считает, что роковые героини отражали опасения, существовавшие в обществе. «Во время Второй мировой войны США требовалось, чтобы женщины занимали больше рабочих мест, в том числе и тех, которые раньше считались традиционно мужскими, — говорит она. — Во многих случаях за это им платили лучше, чем когда-либо ранее. Легко понять, почему многие из них предпочитали в свободное время развлекаться, а не оставаться по вечерам дома, как в довоенные годы. В результате женский досуг и женская сексуальность стали злободневными вопросами в военной Америке: чем занимались женщины, пока их мужья были вдали от дома? Проводили ли они вечера развлекаясь или плохо смотрели за детьми? В обстановке паранойи, которая неизбежно возникает в военное время, неудивительно, что роковая женщина стала популярной фигурой в кинематографе».

Впрочем, с такой трактовкой образа femme fatale согласны не все. Другие эксперты считают, что героини нуара критикуют не женщин, занятых в военные годы в производстве, а, наоборот, тех, кто не работали на благо страны. Речь о героинях, которые не хотели брать на себя новые обязанности, а «прохаживались по домам мужей в белье и прожигали деньги супругов». Этот образ сложно не считать мизогинным, но всё не так просто. Одновременно с этим нуары давали актрисам возможность исполнить серьёзные роли — сыграть героинь со сложной мотивацией, которые самостоятельно действуют и принимают решения, распоряжаются собственной сексуальностью и иными возможностями, пусть и в образе антагонистки.

Интересно, что в девяностых, в период расцвета эротических триллеров, образ роковой героини в кинематографе переосмыслили. Самый яркий из примеров этой эпохи — героиня Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», с той лишь разницей, что несмотря на очевидные отрицательные черты, зрители переживают  в первую очередь за неё. Возрождение образа роковой женщины в кино в это время вновь связывают с настроениями в обществе и страхами, связанными с эмансипированными женщинами, которые нарушают устоявшиеся нормы и представления о женской роли. Встречаются роковые женщины и в поп-культуре десятых, пусть и реже: от героинь Евы Грин и сериала «Игра престолов» до Алекс из «Оранжевый — хит сезона», которая соблазняет уже не мужчину, а женщину — главную героиню сериала Пайпер.

С современных позиций представление о роковой женщине — сложное явление. Отчасти эту идею можно воспринимать как эмпауэрмент: возможность распоряжаться собственным телом и сексуальностью — важный шаг на пути освобождения женщин и в других сферах жизни. «Как зрительница я воспринимаю её как очень сильного и своенравного персонажа, которая не только двигает вперёд сюжет, свободно чувствует себя в отношении своей сексуальности и всегда прекрасно выглядит, но и в итоге видит систему насквозь и совершенно отказывается принимать своё место в ней, — считает Эллен Райт. — Наказывают ли её за действия или нет (будем честны, это неизбежно происходит), я думаю, что она несёт в себе силу».

Невозможно игнорировать и мысль, что стать femme fatale — способ существовать и добиваться своей цели в жёстких патриархальных условиях, пусть и традиционно «женским» способом. 

С другой стороны, роковых женщин невозможно воспринимать вне контекста сексистских и мизогинных коннотаций. Роковая женщина вообще редко существует самостоятельно, сама по себе. Стержень её образа — разрушительное влияние на другого, в первую очередь мужчину. Возможно ли это без привязки к жертве, чью жизнь она, согласно определению, должна разрушить? 

Одновременно такая женщина представляет собой «золотой» стандарт женской сексуальности — она опасна и склонна к интригам, но максимально вожделенна мужчинами. То есть она достаточно «распущенна» — чтобы её и возносить, и порицать за это.

Поступки подобной героини призваны вызывать у нас одновременно и желание достичь её идеальных высот, и максимальное осуждение. Именно это и делает образ роковой женщины пугающе несовременным. Да, женщина вольна использовать свою сексуальность в том числе и как способ достижения цели — но сегодня, когда мы всё больше говорим о расширении прав женщин, это кажется странным. Видимо, образ сексуальности как оружия работает только там, где на эту сексуальность наложены ограничения.

Фотографии: Wikipedia (1, 2, 3, 4) / (Public Domain)