Свежим взглядомПланета без женщин: Выдерживает ли «Солярис» проверку временем

Психолог, исследователь планеты Солярис Крис Кельвин отправляется на космическую станцию с важной миссией — ему предстоит принять решение о целесообразности дальнейшей работы станции, стоит вопрос о её закрытии. Но Солярис, куда он прибывает, вступает в контакт с учёным непредсказуемым образом — материализуя его воспоминания и страхи.

Пытаясь понять, что представляет собой фантом, посланный ему мыслящим океаном Соляриса, Крис Кельвин берёт у неё анализ крови. Фантом — жена Кельвина по имени Хари, покончившая с собой в возрасте девятнадцати лет. Рассматривая образец крови в силовой микроскоп, Кельвин видит кровяные тельца и клетки, но не находит следующего уровня — атомов. Мыслящий океан создал женщину, идентичную его умершей возлюбленной, из частиц меньших, чем атом, даже силовой микроскоп не может их разглядеть. Кельвин и ещё один сотрудник космической станции, кибернетик Снаут, предполагают, что фантомы состоят из нейтрино. Что, разумеется, невозможно: нейтрино движутся со скоростью света, имеют крайне малую массу и почти не вступают в соединения. Для описания своей теории планеты и океана Солярис Станислав Лем использовал существующие термины из разных областей физики, из-за этого возникает смысловая — но не идейная! — чехарда.

Из какой материи создана женщина, скопированная силой мыслящего океана из сна Криса Кельвина? Конечно же, она сделана из клише старого доброго патриархата. Но эта пригоршня патриархального видения не только не портит грандиозный, на мой взгляд, футуристический роман Лема, но проводит в облаке метафор и загадок прямой и яркий луч, который сегодня мы можем прочесть как социальный комментарий о взаимоотношениях женщин и мужчин.

Что Кельвин совершает первым делом, поняв, что перед ним двойник его покойной жены? Он избавляется от неё — сажает её в ракету и выпускает в открытый космос. Лем — и Тарковский в самой известной экранизации следует за писателем — практически ничего не рассказывает об умершей Хари, что подтолкнуло её к самоубийству после ссоры и разрыва с Кельвином: депрессия, юношеская импульсивность или акт манипуляции, зашедший слишком далеко? Читатели этого не узнают. Хари номер три (номер два улетела на ракете) — воспоминание Кельвина о реальной женщине, что он сохранил о ней. А сохранил он немногое: Хари постоянно плачет, ничего не помнит о себе, не может ни секунды провести без мужа, из всех книг библиотеки на космической станции она выбирает книгу кулинарных рецептов. Поняв, что она не настоящая Хари, а порождение океана Солярис, Хари номер три неоднократно пытается убить себя, но клетки её материи восстанавливаются даже после кислотного ожога, она лишь мучает себя и мужа. Но именно такую Хари полюбит Кельвин. Не реальную женщину, от которой он однажды ушёл, а плод своего воображения. У Хари номер три нет никаких других свойств, кроме следующих — она юна, красива, нежна и полностью зависит от Кельвина, может жить только в орбите его существования, его интересов. Отношения Кельвина и Хари — это метафора отношений человека и его мечты об идеальном партнёре, обернувшейся для него кошмаром. Для Кельвина это женщина без свойств, которая одновременно обожает и мучает его. История Кельвина и Хари в романе не история любви — это игра памяти, в которой пульт управления находится в руках у одного партнёра.

Отношения Кельвина и Хари — это метафора отношений человека и его мечты об идеальном партнёре, обернувшейся для него кошмаром

Самой первой экранизацией «Соляриса» стала постановка для «Центрального телевидения» режиссёров Бориса Ниренбурга и Лидии Ишимбаевой, роль Криса Кельвина сыграл Василий Лановой. Сегодня она вытеснена из поля зрительского внимания, и совершенно незаслуженно — двухсерийный фильм, сделан на уровне телесериалов BBC: каждая эмоция нюансирована, все сценарные ходы объяснены, зрителям не нужно разгадывать непроницаемое выражение лица Донатаса Баниониса и энигму Натальи Бондарчук. Не знаю, связано ли это с тем, что одна из постановщиков — женщина, но именно в этой экранизации мы видим трансформацию двойника Хари. Да, Хари по-прежнему не имеет никаких свойств, кроме нежности, юности и красоты, но неуловимо похожая на Ирен Жакоб Антонина Пилюс наполняет свою героиню чувством и смыслом, она играет женщину, осознающую себя как двойника другой, покончившей с собой девятнадцатилетней девушки, и принимает самостоятельное решение разорвать их с Кельвином отношения, пока у неё есть на это смелость. В решающие моменты — и этого нет ни в одной другой экранизации — камера находится рядом с Хари и смотрит ей прямо в лицо.

В сознании киноманов и кинозрителей роман неразрывно связан с визионерской экранизацией Андрея Тарковского, вышедшей в 1972 году. Известный факт: Лем остался недоволен экранизацией. Сосчитайте кадры из фильмов Андрея Тарковского, где в помещении идёт дождь. Если какой-то образ не отпускал режиссёра, он использовал его неоднократно. Фильмы Тарковского — галерея образов, многие из которых остаются в памяти навсегда. «Солярис» в его интерпретации рассказывает не о встрече человека и непознанного, о загадке мыслящего океана, он рассказывает об одиноком человеке, о тоске по ушедшему детству — по собаке, матери, отцу, по игре в снежки на покрытых снегом холмах, похожих на холмы с картины Брейгеля. Путешествие на космическую станцию — это путешествие во взрослую жизнь, где красивые женщины приносят только боль и мучение. Фильм начинается на Земле и заканчивается там же, тогда как книга Лема происходит от начала до конца на планете Солярис. Тарковский собрал элементы, дорогие ему: вазы с полевыми цветами, «Охотников на снегу», неестественно, как на натюрморте, лежащее на скатерти яблоко, диалоги о смысле жизни, музыку Баха, — и аккуратно вставил в предложенные Лемом фантастические обстоятельства. «Солярис» Тарковского следует оригиналу, отталкивается от него, но говорит совсем о другом, об уходящем мире детства, об ушедших дорогих людях. Мысль, к которой Кельвин приходит, пройдя через попытку отношений с «воскресшей» Хари, она же озвучивает её: «Человеку нужен человек». В романе Лема нет этой фразы. Эта гуманистическая, сентиментальная нота чужда холодному произведению Лема, часть которого написана и читается как реальное исследование несуществующей планеты.

Стивен Содерберг снял ещё одну оду любви и её месту в памяти. Роль Кельвина сыграл друг Содерберга, Джордж Клуни, а физик Сарториус поменял имя и пол и стал учёной по имени Гордон — её сыграла тогда ещё восходящая звезда Виола Дэвис. Хари стала Рэей и, сыгранная загадочно улыбающейся Наташей Макэлхоун, наконец-то — впервые! — обрела историю, профессию и страсть. Теперь она поэтесса, её мать страдала от душевного расстройства, которое передалось по наследству дочери. Её предсмертная записка — стихи Дилана Томаса: «Теряют любящие, но любовь цела. У смерти никогда не будет власти». Ментальное расстройство, аборт, ссора, самоубийство — тайна отношений Кельвина и Хари/Рэи перестала быть тайной. Содерберг снял фильм о том, как долго возлюбленный может оставаться в памяти любящего и что любящий делает, чтобы эту память удержать. Мыслящий океан Соляриса остался в его экранизации за бортом, фантомы уже не просто состоят из нейтрино, а аннигилируют в поле Хиггса под бомбардировкой антибозонов (по-научному — ох и ах). Неудивительно, что мелодрама о любви в космосе Содерберга понравилась Лему ещё меньше меланхоличного этюда о бренности бытия в космосе в постановке Тарковского.

Солярис — планета исследователей, и все они без исключения мужчины. Океан достаёт из их подсознания самое потайное, самое болезненное — то, чего они жаждут, и одновременно то, от чего бегут и чего боятся. В романе Лема все фантомы, являющиеся действующим сотрудникам космической станции, — женщины. Одному из исследователей являлся его погибший ребёнок. В экранизациях Тарковского и Содерберга фантомом Сарториуса становится беспокойный карлик, Сноу/Cтауту является его брат-близнец.

Человек летит в космос, а сталкивается с собственным бессознательным. Из всех профессий Лем делает своего героя психологом

Лем берёт за основу формулу устройства мира, знакомую постсоветским читателям из рассказа Рея Брэдбери «О скитаньях вечных и о земле», написанного за десять лет до выхода «Соляриса», в 1950-м. В рассказе машина времени на несколько часов похищает выдающегося американского писателя Томаса Вульфа из объятий смерти, чтобы он мог написать о новой Америке эпохи холодной войны и гонки вооружения. Вульф пишет этюд «День ракеты» о женщине, которая остаётся на Земле. «Он описал всего лишь один день самой обыкновенной провинциалки… невиданный расцвет науки, грохот космических ракет, а её жизнь почти такая же, как была у женщин в каменном веке» (пер. с англ. Норы Галь). Женщина в такой системе осталась за бортом прогресса и продолжает стирать пелёнки. Взгляд Лема, по моему мнению, не мизогиничен сам по себе, он лишь копирует системную мизогинию того времени, считающего человека по умолчанию мужчиной, тем более учёного, тем более космонавта. Лем следует этой модели, не рефлексируя её, его взгляд устремлён на другие вещи.

Крис Кельвин — это архетип человека, соприкоснувшийся с непознанным — внутри и вне себя. Человек летит в космос, а сталкивается с собственным бессознательным. Из всех профессий Лем делает своего героя психологом. Космос общается с человеком, обращаясь к его воспоминаниям.

Но роман Лема — глыба, подобная её главному герою — мыслящему океану непонятной структуры, свойств и происхождения. Соляристы исследуют океан, как талмудисты — Священное Писание, одна теория сменяет другую. Массив знания нарастает, но океан непознанного и не думает уменьшаться. Главы посвящены тому, как ведёт себя красный океан под розовым небом на планете, над которой восходят два солнца — красное и голубое. Это то, чего нет ни в одной экранизации, — классификация форм, которые принимает океан. Он рождает из пены пористые структуры, похожие на пемзу, но легче её по весу, напоминающие соборы и города.

Роман Лема — о религии, которой стала наука, и собственно о религии. Загадка океана не разгадана, в конце книги Кельвин высаживается на мимоиде, одной из океанических форм, и смотрит на океан — он ждёт новых загадок. Метафора не поддающегося человеческому пониманию океана так же остра и многогранна, как и 60 лет назад. 

А если вернуться к людям, экранизация Содерберга показывает, как прекрасно роман адаптируется и расширяется вместе с расширяющимся представлением о человеческом спектре: Хари становится полноценной личностью, главной на космической станции становится учёная Гордон.

ФОТОГРАФИИ: Twentieth Century Fox, Мосфильм