Книги«Удар по золотым яйцам снобизма»: Критики
о вручении Нобелевки Кадзуо Исигуро

Анна Наринская

литературный обозреватель

Впервые за многие годы, комментируя решение Нобелевского комитета, хочется рассуждать не о том, какие политкорректные установки им руководили, а конкретно о предмете. То есть говорить об Исигуро — о его романах и его поэтике. По-моему, это уже прекрасный результат.

Исигуро дали премию с формулировкой «раскрывает иллюзорность нашей связи с реальностью». И действительно, Исигуро главным образом пишет о том, что мир, в котором мы существуем, это мир, устроенный внутри нашей головы. В этом нет никакого киберпанка, хотя в одном из моих любимых его романов «Не отпускай меня» между делом сказано, что его герои — клоны. Но это обманка, приём. Это больше метафора того, как человек в момент депрессии очень часто ощущает себя клоном, двойником кого-то важного, чувствует, что есть какие-то прекрасные люди, живущие настоящей жизнью, а он — ненастоящий, скучный, дурацкий. Клонов Исигуро скорее стоит воспринимать так, а не в ключе научной фантастики. Изучение нашего душевного пейзажа, чем занимается Исигуро, обладает силой и проникновенностью, которую можно найти у Достоевского, его Исигуро часто называет своим учителем.

Одна из главнейших тем Исигуро — самообман, этому посвящены почти все его романы. Он родился в Японии, ребёнком был привезён в Англию. Но его очень интересуют попытки современной Японии пережить и освободиться от невыговоренной травмы прошлого на уровне каждого отдельно взятого человека. В Японии — примерно как в России, в этом смысле всё очень похоже — никакая вина официально признана не была, никакие списки палачей и доносчиков не были обнародованы. Общественный договор прошлому не был провозглашён и каждый должен был договориться с самим собой: то, что он делал в то время, — что это было? Преступление? Выживание? Эта попытка договора с самим собой, попытка выстроить параллельный мир, в котором ты жертва обстоятельств, у Исигуро всегда проваливается, приводит к ещё большей несчастности. Эта тема вечная, но для нашего времени особенно актуальная.

Считается, что «любимый писатель» — устаревшая вещь, что любимых писателей быть не должно. Но Исигуро как есть мой любимый писатель, книжки которого я перечитываю. Так что я очень рада.

Елизавета Биргер

литературный обозреватель

Я, как и многие, этому решению рада. Мне Исигуро кажется идеальным современным писателем — у которого безупречность литературной формы становится фоном для серьёзного, умного разговора. Когда бы ты его ни открыла, он кажется тебе смутно знакомым, и это узнавание утешительно, но обманчиво. Вот он пишет «Остаток дня» как Вудхаус, а «Не отпускай меня» — как Брэдбери, но на самом деле всегда оказывается гораздо более тонким, понимающим и глубоким. И это очень важно, потому что в конечном счёте Исигуро всегда пишет о частном человеке, о живых людях, любого его героя можно обобщить до всех нас.

Я радовалась и Бобу Дилану (он уже несколько лет ходил в фаворитах), и мне честно кажется, что у Нобелевского комитета появилась новая цель — вручать за условный рок-н-ролл, что там стали больше учитывать желания и чувства обычных читателей. Что клёво, потому что раньше было так, что мы там что-то чувствовали, болели, переживали, а нам в ответ дают Мо Яня. Что не значит, что Мо Янь плохой писатель — как раз было бы более обидно, если бы мы не смогли открывать с помощью Нобелевки новые литературные имена, а принялись бы награждать исключительно знакомые. Перемена, на мой взгляд, несомненна, и я связываю её с Сарой Даниус — новым временным секретарём премии. Ей всего пятьдесят пять, и она кажется человеком более современным, чем прочие пожизненные академики.

Я нежно люблю «Остаток дня» — это короткая практически новелла, герой которой, пожилой английский дворецкий, едет в небольшое путешествие и вспоминает, и в итоге и путешествие, и воспоминание приводят его к некоторому откровению о собственной жизни. Это очень простое чтение, но какое-то пронзительное, что ли, такое путешествие к центру себя, которое легко примерить на собственный опыт.

Александра
Баженова-Сорокина

литературовед, обозреватель и переводчица

Мне решение Нобелевского комитета кажется логичным, но для меня и вручение премии Дилану было логичным. Мы часто путаем Нобелевскую премию по литературе с литературными премиями — пожалуй, у них разные концепции. Для оценки внутрилитературных достижений есть Букер, Пулитцер и «Большая книга». А Нобель вписывает литературу и словесность в более широкий современный контекст — социальный и политический.

При всём его психологизме Исигуро пишет очень спокойно, отстранённо, без того драматизма, который присущ и многим его современникам в литературе, и многим нобелевским лауреатам последних лет. Его герои и героини лишены действия, им присуща «ностальгия по настоящему», моно-но аварэ, не рефлексия даже, а осмысленное созерцание момента — и в этом смысле у Исигуро европейская традиция (а его всегда называют британским автором) сходится с японской. Так что как писатель он воплощает идею прекрасного мультикультурализма, которую, возможно, хотел подчеркнуть Нобелевский комитет.

Тому, кто ничего не знал об Исигуро, стоит начать всё-таки не с «Погребённого великана» — последнего и не очень типичного для автора романа, — а «Остатка дня». 

Анастасия Завозова

переводчица 

Нобелевка Кадзуо Исигуро вызывает почти облегчение. Я смотрю, что эмоция у всех, кто сейчас как-то публично высказывается, примерно одинаковая — спасибо, что дали действительно за литературу. Под этим, конечно, понимают — спасибо, что дали писателю, которого условный я наконец-то прочитал.

Я выскажусь тут, наверное, как большой поклонник Исигуро, но, знаете, мне лично тоже кажется ужасно правильным, что премию дали человеку, которого читали очень и очень многие. И не просто читали, чтобы, скажем, стать лучше и добрее, а ради того самого искреннего, нутряного удовольствия от чтения, когда писатель берёт тебя за душу и виртуозно её выворачивает, так, что с тобой случается тот самый старый добрый катарсис, о котором как будто бы многие писатели уже начали подзабывать.

Это правильное решение потому что люди, которые вручают Нобелевку по литературе, наконец-то снизошли не просто до идеального популярного писателя, но и до популярного читателя, до человека, на которого обычно принять смотреть через губу. Это хороший удар по золотым яйцам литературного снобизма: можно писать книги, которые не просто идеально и округло хороши собой, но и умеют дотянуться до всякого человека, перевернуть его мир, заставить чувствовать. И можно получать за это признание и высшие награды. На самом деле я не считаю эту награду такой уж отличной, скажем, от премии Дилана, которому, по большому счёту, дали ведь за то же самое — за умение дотянуться не до избранного читателя, а до всякого.

Тем, кто ещё по какой-то странной случайности не читал ничего у Исигуро, я, конечно, рекомендую начать с двух идеальных и пробирающих до жил романов: «Не отпускай меня» (его прекрасно перевёл Леонид Мотылёв) и «Остаток дня».

Павел Сурков

культуролог, писатель

Я рад — именно из-за того, что Нобелевку получил писатель, который чётко и понятно отрефлексировал постмодернизм. Симптоматично и то, что он этнический японец, плотно вошедший в британскую литературную традицию (да и ставший её частью — плоть от плоти). Исигуро — очень удобный автор: в каждом своём романе он, по сути, работает с одним и тем же объектом — прошлым героя. И это тоже очень удобная позиция — в прошлом не страшно. С конъюнктурой Нобелевки это отлично соотносится — давно пора было дать иностранцу, который пишет на фактически неродном языке, и вот перед нами Исигуро. Что в целом даёт нам основание полагать, что язык литературы может оставаться и в наше смутное время универсальным кодом, на котором можно предметно и эффективно коммуницировать.

Я люблю, конечно, «Не отпускай меня» — во многом за внутреннюю эстетику, за музыкальные аллюзии, за язык — скупой, но при этом красочный. И ещё мне нравится недавний «Погребённый великан» — он тоже очень музыкален по своей структуре и полон прекрасных метафор; сюжет там, конечно, важен, но упиваешься именно структурой языка.