Книги«Я плохая мать?»:
Отрывок из книги
Екатерины Кронгауз
Журналистка Екатерина Кронгауз отвечает на этот и другие насущные вопросы матерей
На следующей неделе выходит книга журналистки Екатерины Кронгауз «Я плохая мать?», в которой она осмысляет собственное материнство через этот и еще 33 вопроса. Идея книги родилась из сообщества в Facebook, которое несколько лет назад она завела для общения с другими родителями. Опираясь на свой и чужой опыт, Кронгауз приходит к выводу, что не стоит корить себя за родительские ошибки — невозможно заранее научиться быть мамой или папой. Приводим отрывок из книги «Я плохая мать?» о том, как Екатерина на две недели невольно поменялась ролями с мужем и что из этого вышло.
даша татаркова
Глава 27.
А если бы я была папой?
Есть довольно распространенный сюжет в американском кино — люди меняются телами. Ну, например, папа обижает сына и не разрешает ему что-то, а сын ночью думает, вот был бы я папой сейчас, я бы всё сыну разрешал — бам-бум, гром, молния, и наутро мальчик просыпается папой. Или мужчина становится женщиной, а женщина — мужчиной.
Так же и я, торопясь с работы отпустить няню, или подъезжая к дому с двумя спящими детьми в машине, или сидя одна по вечерам, пока муж работает, часто думала: вот бы я была папой. Я б тогда тоже могла не помнить, когда надо отпустить няню, когда кончаются подгузники, когда надо принести в детский сад костюм слоненка, когда вообще надо вернуться домой. И вот однажды, без всякого бама-бума, грома и молнии, я отвезла детей к отцу в Ригу, отвела их в детский сад, обустроила им детскую, проинструктировала отца и уехала на две недели в Москву по делам. И на две недели я оказалась совершенно одна, свободна, дома без всяких детей, а папа взял на себя все заботы о детях, без отрыва от работы. Я ждала этого момента — когда полет на самолете снова доставляет удовольствие, когда можно сидеть одной с книжкой и глаза не слипаются, когда можно вставать в тишине или не вставать вовсе, когда можно хоть целый день не смотреть на часы и не высчитывать, когда надо встать и поехать домой, чтобы успеть, когда надо лечь спать, чтобы завтра быть человеком и матерью, когда можно всё и ты ни за кого не в ответе. Зная, что дети в порядке и папа позаботится о них, — ненадолго почувствовать, каково это — быть совсем одной.
Когда я проснулась следующим утром, Лёва и Яша уже были в детском саду. А я обнаружила, что готовить завтрак для себя одной — как-то странно, да и вообще необязательно. Я стала делать дела и в какой-то момент поняла, что я всё время смотрю на часы и жду, когда наступит шесть вечера, и муж заберет детей из детского сада, и Лёва позвонит мне по скайпу. Мне ужасно хотелось написать мужу, чтобы он забрал детей пораньше, но я понимала, что делать этого не стоит. И вообще — он же никогда не указывает мне, как и что делать с детьми, когда его нет, значит, и мне стоит набраться терпения и довериться его отцовскому инстинкту. В 6:30 я не выдержала и позвонила сама — дети как раз садились в машину, и Лёва сказал только, что на него упал какой-то мальчик, и связь прервалась. Когда через час я все-таки сама позвонила по скайпу и спросила, ну как же все-таки дела, Лева сказал: «Мам, я уже разговаривал с тобой сегодня, я теперь занят». Кажется, в своих инструкциях перед отъездом я забыла сказать мужу, что звонки, тоска и добрые слова, которые говорили ему дети, пока его не было рядом, — это вообще-то моих рук дело, и хорошо бы он не забывал делать то же самое. Что создавать и поддерживать культ матери — входит в комплект забот одинокого усталого отца.
Побродив в тоске по дому, я решила, что, поскольку спать еще рано, а работать нет никакого настроения, надо отправиться гулять и выпивать с друзьями, как всегда делает мой муж, когда остается один. Это было приятно — выпивать и танцевать, ни о чём не думая, наверное, последний раз мне приходилось лет пять назад.
На следующее утро никто не будил меня, мне никуда не надо было, впервые я встала с кровати в шесть вечера, и это тоже было какое-то невероятное забытое ощущение — то ли встать, то ли нет, и чем заняться? Вообще, вот это ощущение выходного дня, когда ты проснулся и еще не знаешь, чем бы именно тебе заняться — кому-то позвонить и вместе позавтракать, остаться валяться дома и смотреть кино в кровати, сделать какие-нибудь дела, а то и вовсе поехать за город в гости, — это какая-то забытая и очень приятная неизвестность.
В это время дети слонялись по дому, потому что у папы дома была деловая встреча. Иногда Лёва звонил и рассказывал, что он посмотрел мультики, что Яша спит на полу на ковре (показывал мне, что так и есть), что позавтракал он мороженым (вроде оказалось неправдой) и что скоро у папы закончится встреча и они почитают. С одной стороны, меня всегда восхищает отцовское умение забросить детей — я бы никогда не назначила деловую встречу дома, дети бы не слезали с меня, я бы перенесла встречу на будний день, поэтому я отчасти завидую этому умению. С другой стороны, мне хотелось, чтобы встреча немедленно закончилась, Яшу положили в кровать, Лёве почитали, умыли бы его и накормили, но сама я уже пятый час не могла из кровати встать, так что мои претензии звучали бы странно.
Вечером на дне рождения моей подруги я поймала себя на том, что не понимаю, почему здесь какие-то чужие дети, зачем они на взрослом дне рождения, если мои собственные дети далеко.
Еще через день я поняла, что только постоянная работа может помочь мне не думать о том, почему я сейчас так далеко от собственных детей. Муж ни разу не жаловался, правда, стал каким-то немного отсутствующим, и наши разговоры постепенно сводились к детям и к тому, что он хочет спать. Как-то у него стали гаснуть глаза. Мой родной дом, в котором я так мечтала остаться одна, стал каким-то бессмысленным. Стало совершенно непонятно, что в нем делать — даже убирать нет никакого смысла, если никто не разбрасывает по нему вещи, игрушки и муку. Если б я чуть лучше переносила алкоголь — я бы пила каждый вечер, но, к сожалению, я на это не способна.
К концу первой недели я поняла, что у человека есть ровно столько свободы, сколько он сам хочет. Что то, как я живу с детьми и мужем, когда мы вместе, — это ровно столько свободы, сколько я хочу. Что то, как живет с нами их папа, — ровно столько, сколько нужно ему. И мне совершенно некуда деть больше свободы, а он тоскует от ее уменьшения. Он прекрасно может справиться с детьми один, а я когда-то прекрасно справлялась одна без всех, но тот порядок, который у нас установился, гораздо лучше нам подходит. Я не могу получать удовольствие от выпивания и от того, что не поцелую детей на ночь, оказалось даже, что я читаю с трудом, если для этого не надо отвоевывать свой час тишины.
Если вы смотрели хоть один из американских фильмов с этим распространенным сюжетом, когда люди меняются телами, — вы уже знаете финал. К концу любого из этих фильмов все мечтают вернуться в свое собственное тело. Но возможным это становится только тогда, когда они окончательно поймут и примут то тело и ту роль, о которой они мечтали. Банально, но факт.
С пачкой киндер-сюрпризов, чупа-чупсов и машинок, как добропорядочный далекий отец, я прилетела через две недели к детям. И уже никогда больше не оставляла их, не роптала на свою материнскую долю и не сердилась на папу, что он что-то делает не так. Это, конечно, не совсем правда, но у этого сюжета не может быть другого финала.
