ИскусствоЛегенда фотожурналистики Марта Купер о 80-х, граффити и покемонах

↑ Фотография
Марты Купер

В юности вы много путешествовали, жили в разных странах, а каким было ваше детство? И как в итоге вы оказались в Нью-Йорке?

Я выросла в Балтиморе, крупном городе в штате Мэриленд, и моё детство было довольно обычным: у моего папы был магазин фототехники, а мама преподавала английский в школе и занималась журналистикой. В 1975-м я вышла замуж за антрополога, переехала вместе с ним в Японию, там он собирал материал для докторской диссертации, а я снимала кое-что для National Geographic. Потом мы вернулись в США и жили в Род-Айленде. Но я очень хотела переехать в Нью-Йорк, так как там находились все редакции и издательства, где я могла бы работать фотографом — понятное дело, интернета тогда не было и важно было жить в том городе, где работаешь.

Поэтому сначала я по объявлению сняла квартиру в Верхнем Вест-Сайде на три дня в неделю и моталась между Вест-Сайдом и Род-Айлендом пять лет, пока мой (бывший) муж не нашёл место преподавателя в Нью-Йорке. Потом я уже сняла отдельную квартиру, стала штатным фотографом New York Post и постоянно ездила в редакцию, которая находилась в Нижнем Ист-Сайде. Это был тот ещё райончик, но я часто там гуляла, когда мне нужно было дощёлкать кадры в плёнке, чтобы отнести её в редакцию. Там я начала снимать детей, играющих на улице, и познакомилась с райтером HE3, который попросил меня сфотографировать его работы.

И вы бросили свою работу в редакции, чтобы снимать граффити?

Да, я настолько увлеклась съёмкой граффити, что ушла из New York Post и проводила много часов, ожидая, когда мимо проедет поезд с новым произведением известного мне автора, или сопровождала райтеров в их ночных вылазках.

Что больше всего заинтересовало вас в этой культуре? Как антрополога и как фотографа?

Авторы граффити действительно рисковали жизнью, чтобы создать свои работы: их могли арестовать и за расписывание поездов, и за то, что они воровали краску. Понимаете, их искусство было настолько важно для них, что они действительно были готовы на всё. И это был такой секретный мир подростков, который не понимали взрослые, — это меня очень интересовало. В колледже я изучала историю искусства, так что граффити привлекли меня и как исследователя.

Мне кажется, граффити — это идеальный объект именно для фотографии: думаю, я мало снимала всё связанное с музыкой — рэперов, диджеев, концерты, — потому что самое главное в их творчестве невозможно передать через снимки. А для граффити-художников фотография — единственный способ увековечить свои работы: сегодня ты нарисовал надпись на поезде или стене, а завтра её уже закрасят другие. Нью-йоркские граффити стали настолько популярными не потому, что они были какими-то высокохудожественными, а потому что у каждого райтера был свой узнаваемый стиль, какая-то история — это можно увидеть только на фотографиях.

↑ Фотография
Марты Купер

В 80-е уличное искусство было «мужским клубом» — женщины-граффитистки были редкостью. Что вы скажете о художницах, которые работали в то время?

Я была лично знакома всего с двумя: Lady Pink и Lizzy. С тех пор я слышала о многих других — конечно, тогда были и другие отличные художницы, о которых я не знала, и я очень жалею об этом. Когда я снимала фотографии для книги «We B*Girlz» о девушках, которые занимаются брейк-дансом, я поняла, что в 80-е я пропустила целый пласт хип-хоп-культуры, касающийся женщин. Наверное, мне стоило больше стараться, чтобы найти женщин-граффитисток и сфотографировать их работы, потому что девушки в этой среде действительно заслуживали особого внимания.

В одном из интервью вы сказали, что у Lady Pink получилось войти в среду граффити-художников, потому что у неё был «крутой характер».

Да, она всегда была сильной и уверенной в себе, не давала себя в обиду, могла поругаться с парнями, если ей что-то не нравилось. Она не позволяла мужчинам говорить ей, что делать. Но она была и хорошим художником: всё-таки в мире граффити в первую очередь ценилось мастерство, и если ты мог доказать, что на что-то способен, тебя принимали в тусовку. Необязательно было быть чёрным, белым или мужчиной — нужно было просто быть хорошим райтером.

У вас тоже «крутой характер»?

Да, это точно! Дружить с райтерами мне было совсем не сложно: они были заинтересованы в том, чтобы их произведения сфотографировали, и знали, что я не сдам их копам. В New York Post я была первым штатным фотографом-женщиной, там были 15 парней и я. Не то чтобы меня как-то несерьёзно воспринимали, но просто в то время журналистикой занимались мужчины. И в граффити-тусовке сегодня, конечно, гораздо больше женщин, чем тогда, но большинство райтеров всё равно парни.

Сегодня уличное искусство продаётся в галереях, граффитисты получают заказы на роспись стен от больших компаний. Как вы к этому относитесь?

Больше всего в граффити меня интересовала запретность, то, что это была закрытая андерграундная культура, такой тайный подвал под миром поп-культуры. Нет ничего плохого в том, что художники получают деньги за свою работу, но коммерциализированное уличное искусство уже не так меня интересует. Например, мне любопытно посмотреть эту выставку (Биеннале уличного искусства. — Прим. ред.), узнать, что в мире происходит, но снимать здесь мне не интересно.

↑ Фотография
Марты Купер

Как думаете, как граффити будет развиваться дальше?

Меня часто об этом спрашивают, и я всегда честно говорю, что не знаю. Я слежу за процессом и документирую его, но не возглавляю. Думаю, что будет много экспериментов с виртуальной и дополненной реальностью, диджитал-технологиями, но я не могу сказать, что сейчас есть какой-то мощный тренд, который обязательно разовьётся во что-то самостоятельное в будущем.

Мне самой хочется, чтобы было больше арт-проектов, затрагивающих острые социальные темы, чтобы искусство как-то улучшало жизнь людей. В этом году я работала с Mundano, художником из Бразилии, над проектом «Viva os catadores»: он расписывал тележки «катадоров» — людей, которые собирают мусор и вторсырьё, зарабатывая этим на жизнь и делая очень важную для общества, но не очень уважаемую работу (Mundano рассказал об этом проекте на конференции TED Talks, его выступление можно посмотреть здесь. — Прим. ред.). Мне нравится этот проект, потому что он не просто красивый, но и реально меняет мир: произведения Mundano делают катадоров «видимыми» и заставляют людей задуматься о том, сколько отходов они производят и как это влияет на планету.

Мы с Mundano были в Сан-Паулу и снимали катадоров, которые живут в трущобах. Сначала было страшновато пробираться в эти районы и фотографировать людей, которых я впервые видела, но они все знали Mundano, ему удалось создать такую тёплую связь с сообществом и заслужить их уважение. Это было здорово, я бы никогда не смогла сделать эти фотографии в одиночку. Сейчас мы думаем сделать похожий проект в Нью-Йорке — там тоже очень много людей, которые занимаются сортировкой и сдачей мусора в переработку, люди постоянно видят их на улице, но никогда не заговаривают с ними.

В России большинство людей не считают граффити искусством, особенно если речь идёт о текстовых граффити и тегах. Что нужно сделать, чтобы уличное искусство перестали воспринимать как вандализм?

Важно понимать, что не все граффити являются произведениями искусства. Я часто вижу какую-нибудь надпись и думаю: «Здесь это совсем не уместно, зря ты испортил эту красивую мраморную плиту». На улицах полно откровенно плохого искусства — правда, и в музеях его хватает. Граффити однозначно лучше, чем наружная реклама, которая так же засоряет город. Ты смотришь на нарисованную кем-то надпись и думаешь, что до тебя здесь был кто-то живой, он вложил в это душу, оставил свой след. У рекламных баннеров нет такой ауры, они просто пытаются заставить тебя что-то купить.

Думаю, симпатия к уличному искусству появляется вместе с «приобретённым вкусом» — для этого нужно увидеть много произведений искусства, не только уличного, но и классического. Мне многие картины в музеях не нравятся, но они, в отличие от граффити, не вторгаются в моё личное пространство — так что я отлично понимаю людей, которые выступают против граффити. Мне бы, например, не хотелось, чтобы кто-то без спросу расписал стену моего дома.

↑ Уличные художники поздравляют Марту Купер с 70-летием

Чем сейчас занимаются райтеры, которых вы снимали в начале 80-х?

Их судьба сложилась очень по-разному: кто-то владеет галереей или работает в сфере искусства, а кто-то умер или сидит в тюрьме. Lady Pink, например, до сих пор расписывает стены и ещё преподаёт детям живопись. Crash открыл свою галерею, очень приятную, и делает много работ на заказ для коммерческих компаний. 

Вы купили дом в неблагополучном районе в Балтиморе, чтобы изучить жизнь местного сообщества и сфотографировать жителей района. Что из этого получилось?

Я действительно купила дом на юго-западе Балтимора, в районе, который называют Sowebo, и живу там пару месяцев в году. Мой фотопроект с местными жителями бесконечный — я постепенно знакомлюсь с ними, гуляю по кварталу, все соседи уже знают меня как Даму-Фотографа («The Picture Lady»). Многие охотно позируют мне, потому что знают, что я всегда печатаю снимки и отдаю их на память, некоторые приводят мне своих родителей и друзей, чтобы я их тоже сфотографировала. Район тут действительно не самый спокойный. (Марта показывает снимок, на котором молодой афроамериканец изучает каталог огнестрельного оружия.) Я сделала альбом, в котором фотографии моего района в Балтиморе сопоставлены с кадрами, сделанными в ЮАР в месте с похожим названием — Соуэто. Это окраина Йоханнесбурга, где во время апартеида заставляли селиться африканцев, сейчас там живут бедные люди и есть резиденция для художников. Удивительно, как эти два места и люди в них похожи.

Напоследок расскажите немного о вашей коллекции снимков с женщинами-фотографами?

Ха-ха, здорово, что вы об этом вспомнили. Я много лет собираю старые фотографии, постеры и открытки, на которых изображены женщины с камерами, — всё это выложено на cайте Kodak Girls, а оригиналы хранятся у меня в квартире в Нью-Йорке и занимают там кучу места. Это в основном снимки из знаменитых рекламных кампаний Kodak. Когда в продаже появились компактные камеры, их реклама была ориентирована на женщин, так и появилась «девушка Кодак» — независимая дама, которая много путешествовала и брала камеру с собой. Когда я впервые увидела её изображение в детстве на какой-то ярмарке антиквариата, я сразу поняла, что я и есть девушка Кодак.

До открытия биеннале осталась пара часов, чем займётесь в это время?

Пойду ловить покемонов, их тут (вокруг Манежа. — Прим. ред.) так много! Уже пару месяцев не могу оторваться от этой игры.

Фотографии: Martha Cooper/Everybody Stree/All Day Every Day, Carmachael Gallery, Wikipedia